Великий князь Александр Михайлович: большевики как продолжатели Российской Империи. Великий князь александр михайлович о большевиках Князь романов александр михайлович и его

Романов Александр Михайлович родился 13 апреля 1866 года в Тифлисе. Большая часть его жизни была связана с развитием флота и авиации. Этот член царской династии запомнился своими конструкторскими проектами, недолгим руководством морской торговлей и активной деятельностью в период эмиграции после Гражданской войны.

Детство и юность

Великий князь был сыном Михаила Николаевича и внуком императора Николая I. Царю Александру III он приходился двоюродным братом. Последний самодержец Николай II был его двоюродным племянником. Мать Александра - Ольга Федоровна - по происхождению являлась немкой. Она была дочерью баденского герцога Леопольда.

В детстве у будущего царя Николая II было несколько ближайших друзей. Одним из них считался Александр Михайлович. Великий князь и наследник престола были практически ровесниками с разницей в два года. Как и многие второстепенные представители дома Романовых, Александр избрал военную карьеру. Он поступил в столичное Морское училище, которое окончил в 1885 году. Молодой человек получил чин мичмана и оказался зачисленным в Гвардейский экипаж. Выбор был неслучайным. Гвардейский экипаж являлся престижной военно-морской частью в составе императорской гвардии.

Кругосветное путешествие

В 1886 году Романов Александр Михайлович отправился в начав его в качестве мичмана. Великий князь обогнул планету на бронепалубном корвете «Рынде». В канун Рождества корабль вошел в территориальные воды далекой Бразилии. Александр Михайлович даже побывал с официальным визитом у тамошнего императора Педру II. Монарх встретил российского гостя в своей высокогорной резиденции Петрополисе, где пережидал зенит жаркого южного лета. Всего через пару лет Педру отрекся от престола, а Бразилия стала республикой.

Великий князь сделал остановку и в Южной Африке. Там он познакомился с бытом и тяжелой работой голландских фермеров. Из Кейптауна начался самый длинный переход «Рынды» - в Сингапур. Корабль провел в открытом море 45 дней, и все это время его экипаж не встречал ни намека на приближение земли. По воспоминаниям Александра Михайловича, каждый второй дом в китайском квартале Сингапура был опиумным притоном, где собирались любители популярного тогда наркотика.

Свой 21-й день рождения двоюродный брат тогдашнего царя встретил по дороге в Гонконг. Затем он около двух лет провел в Нагасаки, откуда отправлялся в вояжи в Индию, Австралию и на Филиппины. В Японии великий князь бывал у тамошнего императора и даже выучил основы местного языка. «Рында» вернулась в Европу весной 1889 года, пройдя через Суэцкий канал в Египте. Перед тем как оказаться дома, великий князь побывал в гостях у английской королевы Виктории, которая приняла Романова с радушием, даже несмотря на непростой период британско-российских отношений.

У Александра Михайловича была собственная яхта «Тамара». На ней он также совершил несколько путешествий. В 1891 году «Тамара» побывала в Индии. Вскоре после того путешествия Александр Михайлович стал командиром на миноносце «Ревель» В 1893 году он вместе с эскадрой отправился в Северную Америку. Фрегат «Дмитрий Донской» и другие российские корабли были посланы в Новый Свет по случаю 400-летнего юбилея его открытия Колумбом.

Женитьба

В 1894 году уже был Александр Михайлович - великий князь - в чине старшего лейтенанта. Вскоре после этого повышения по службе он женился. Супругой Александра стала Ксения Александровна. Великая княжна была младшей сестрой Николая II. Она знала будущего мужа с раннего детства - тот регулярно посещал Гатчину, где росли дети Александра III.

Стройный высокий брюнет был единственной любовью юной Ксении. Первому о своих чувствах она рассказала брату Николаю, который звал друга Александра просто Сандро. Свадьба великого князя и великой княжны состоялась 25 июля 1894 года в Петергофе. У супругов было семь детей - шесть сыновей и одна дочь (Ирина, Андрей, Федор, Никита, Дмитрий, Ростислав и Василий).

Забота о флоте

В 1891-м Александр Михайлович начал издавать справочник «Военные флоты», ставший крайне популярным изданием в отечественном флоте. В том же году скончалась его мать Ольга Федоровна. Великий князь много внимания уделял состоянию тихоокеанского флота. В целях его усиления Александр несколько лет занимался подготовкой программы его стратегической реформы. Документ был представлен Николаю II в 1895 году.

В то время Дальний Восток был беспокойным - в Китае происходили волнения, а Япония стремительно модернизировалась и стала претендовать на звание главной державы региона. Что в этих условиях сделал Александр Михайлович? Великий князь предложил исходить из того, что стремительно развивавшаяся Япония рано или поздно объявит России войну. В юности он два года провел в Стране восходящего солнца и мог за это время воочию убедиться в том прогрессе, который за короткое время проделала островная империя.

Однако предупреждения великого князя вызывали в Санкт-Петербурге раздражение. Более высокопоставленные военные и члены династии относились к Японии как к слабому противнику и не считали необходимой подготовку к сложной кампании. Время показало, что они ошибались. Тем не менее программа так и не была принята. Кроме того, из-за несогласия о будущем флота в отставку ненадолго был отправлен сам Александр Михайлович. Великий князь вернулся на службу в 1898 году, став офицером на броненосце береговой охраны «Генерал-адмирал Апраксин».

Конструкторские достижения

Служба на «Апраксине» дала великому князю бесценный опыт, который лег в основу его конструкторской работы. В военный закончил эскиз мореходного броненосца береговой охраны «Адмирал Бутаков». Он стал переосмыслением «Апраксина». Вместе с Александром Михайловичем над проектом работал главный корабельный инженер столичного порта Дмитрий Скорцов.

Другой плод конструкторских трудов великого князя - проект эскадренного броненосца с водоизмещением в 14 тысяч тонн. Он получил шестнадцать орудий. Идентичный проект одновременно с Александром Михайловичем закончил известный инженер-кораблестроитель Витторио Куниберти. Этот эскиз стал фундаментом для строительства судов класса «Реджина Елена». Разница между задумкой Куниберти и великого князя заключалась лишь в том, что идея итальянца, в отличие от вариации Романова, все-таки была реализована.

В Кабинете министров

В 1903 году во дворец великого князя Александра Михайловича пришла радостная весть. Он был повышен до контр-адмирала. До того великий князь два года был капитаном на эскадренном броненосце «Ростислав». Теперь Александр Михайлович сосредоточился на чиновничьей службе. Он вошел в Совет по делам торгового мореплавания. Александр убедил царя преобразовать данное ведомство. В ноябре 1902 года Совет стал Главным управлением торгового мореплавания и портов, а фактически - министерством.

Вдохновителем и главным защитником нового ведомства был сам великий князь Александр Михайлович. Русский флот нуждался в отдельном учреждении, которое могло бы защищать его торговые интересы, считал Романов. Однако какими бы благими намерениями ни руководствовался вельможа, ему пришлось столкнуться с серьезным сопротивлением остальных министров. Им не нравилось, что член царской семьи вмешивался в работу правительства. Почти весь Кабинет министров оказался оппозиционным Александру Михайловичу. Его коллеги сделали все, чтобы убедить императора распустить Главное управление. Это было сделано в 1905 году. Таким образом, детище великого князя не просуществовало и трех лет.

Война с Японией

C наступлением русско-японской войны Военно-морской флот Российской империи столкнулся с серьезнейшим испытанием. Александр Михайлович, отдавший ему большую часть своей жизни, принял живейшее участие в той кампании. Он стал руководить действиями и подготовкой вспомогательных судов, принадлежавших Добровольному флоту. Затем им был возглавлен комитет, организовавший сбор пожертвований на усиление военных эскадр.

В 1905 году, вслед за ликвидацией собственного министерства, Александр Михайлович стал командиром отряда эсминцев и минных крейсеров, введенных в эксплуатацию на народные средства. Когда встал вопрос об отправке Второй Тихоокеанской эскадры к берегам Дальнего Востока, великий князь выступил против этого решения, считая корабли недостаточно подготовленными. Уже после окончания русско-японской войны двоюродный дядя царя принял участие в составлении программ и планов по восстановлению разгромленного за время кампании флота.

Адмирал и покровитель авиации

В 1909-м великий князь стал вице-адмиралом. В том же году скончался его отец Михаил Николаевич. Два десятилетия он был Наместником Кавказа, еще 24 года - председателем Государственного совета. Михаил Николаевич имел шестерых детей, и Александр прожил дольше всех своих братьев и сестер.

В 1915 году великий князь стал адмиралом. Впрочем, его деятельность касалась не только флота. Александр Михайлович сделал многое для становления отечественного воздухоплавания. Именно по его инициативе в 1910 году была учреждена Севастопольская офицерская авиационная школа. Более того, двоюродный дядя царя являлся шефом Императорского военно-воздушного флота. Во время Первой мировой войны великий князь инспектировал как корабли, так и авиацию.

Революция и Гражданская война

Февральская революция круто изменила жизнь всех Романовых. Члены императорской семьи были удалены из армии. Александра Михайловича уволили со службы, сохранив мундир. Временное правительство разрешило ему поселиться в собственном крымском имении. Возможно, только своевременный переезд на юг спас гражданина Романова. Вместе с ним в Крым перебралась Ксения Александровна и их дети.

Александр Михайлович не покидал России до последнего момента. За время Гражданской войны Крым несколько раз переходил из рук в руки. Когда на полуострове власть временно перешла к большевикам, Романовы оказались в смертельной опасности. Затем Крым попал под немецкую оккупацию. После Брестского мира его недолго удерживали иностранные союзники белых из Антанты. Именно тогда Александр Михайлович вместе с семьей решил покинуть Россию. В декабре 1918 года он на британском корабле отправился во Францию.

Эмиграция

В Париже Александр Михайлович стал членом Русского политического совещания. Эта структура была создана противниками советской власти для того, чтобы представлять интересы своей страны на Версальской конференции. В конце 1918 года завершилась Первая мировая война и теперь страны победительницы собирались решать судьбу Европы. Россия, которая до честно исполняла свой долг перед Антантой, была лишена представительства в Версале из-за сепаратного мира с Германией. Сторонники белого движения пытались перехватить выпавшее знамя, но безуспешно. Сам Александр Михайлович использовал все свои ресурсы для убеждения иностранных держав свергнуть большевиков, однако тоже неудачно.

Попытки эмигрантов, как известно, ни к чему не привели. В числе многих великий князь уезжал в Европу, надеясь в скором времени вернуться на родину. Он был еще далеко не старым человеком, недавно перешагнувшим за пятидесятилетний порог, и рассчитывал на лучшее будущее. Однако, как и прочие Александр Михайлович так и остался до конца своих дней на чужбине. Своим местом жительства он выбрал Францию.

Великий князь был членом многих эмигрантских организаций. Он председательствовал в Союзе русских военных летчиков и принимал участие в деятельности созданного Петром Врангелем Русского общевоинского союза. Романов много помогал детям, оказавшимся в эмиграции в самом уязвимом положении.

Последние годы жизни двоюродного дяди Николая II ушли на сочинение собственных мемуаров. В печатном виде воспоминания великого князя Александра Михайловича («Книга воспоминаний») были изданы в 1933 году в одном из парижских издательств. Автор скончался вскоре после появления своего сочинения на прилавках магазинов. Он ушел из жизни 26 февраля 1933 года в курортном местечке Рокбрюне на Лазурном берегу. Приморские Альпы стали местом упокоения и останков супруги великого князя Ксении Александровны. Она пережила мужа на 27 лет, скончавшись 20 апреля 1960 года в британском Винздоре.

Мемуары великого князя Александра Михайловича сегодня представляют собой интереснейший памятник переломной эпохи отечественной истории. После падения коммунизма память о самом Романове на родине, как и о многих других представителях царской династии, была, наконец, восстановлена. В 2012 году в Санкт-Петербурге ему был установлен бронзовый бюст. Автором памятника стал скульптор и член Президиума Российской академии художеств Альберт Чаркин.

Получив домашнее образование, Александр Михайлович с 1 октября 1885 года начал службу мичманом в Морском гвардейском экипаже. В качестве морского офицера он совершил ряд плаваний, в том числе в 1886-1891 годах - кругосветное плавание на корвете «Рында»; в 1890-1891 - в Индию на собственной яхте «Тамара». В 1892 года Александр Михайлович был назначен командиром миноносца «Ревель», в 1893 году совершил плавание в Северную Америку на фрегате «Дмитрий Донской». В 1894 году он женился на великой княжне Ксении Александровне (25 марта 1875 - 1960), сестре Николая II. Этот брак обеспечил привилегированное положение Александра Михайловича при императорском дворе.
С марта 1895 по июль 1896 года он служил старшим офицером броненосца «Сисой Великий»; в 1895 году представил императору записку, в которой доказывал, что наиболее вероятным противником России в будущей войне на море будет Япония, назвал дату начала военных действий - 1903-1904 годы - время окончания морской строительной программы Японии. Александр Михайлович предложил свою программу судостроения и подготовки к войне. Его активность вызвала противодействие великого князя генерал-адмирала Алексея Александровича. Предложения Александра Михайловича были отклонены, в 1896 году он покинул строевой состав флота.
Вне службы великий князь не оставил интереса к вопросам мореплавания, как военного, так и гражданского. С 1898 года он был членом, а в 1900-1902 годах - председателем Совета по делам торгового мореплавания (1900-1902). 31 января 1899 года Александр Михайлович вернулся на военный флот, был назначен старшим офицер броненосца береговой обороны «Генерал-адмирал Апраксин»; 1 мая 1900 года стал командиром эскадренного броненосца «Ростислав» на Черноморском флоте. Вместе с тем, великий князь не оставил забот о гражданском флоте. По его инициативе 7 ноября 1901 года на правах министерства было создано Главное управление торгового мореплавания и портов. Александр Михайлович возглавил это ведомство. Так как ранее вопросы торгового флота и портов входили в сферу деятельности министра финансов С.Ю. Витте, создание самостоятельного морского гражданского ведомства вызвало шумиху в прессе, в том числе и глупую шутку «С Витте сняли порты». Эта история задела самолюбие Витте, который начал борьбу за ликвидацию нового ведомства и, в конце концов, добился своего 17 октября 1905 года.
Наряду с руководством торговым мореплаванием и портами Александр Михайлович в 1903-1905 годах занимал пост младшего флагмана Черноморского флота. С началом русско-японской войны (1904-1905) он стал председателем Особого комитета по усилению флота на добровольные пожертвования. Великий князь категорически возражал против отправки на Дальний Восток Второй Тихоокеанской эскадры вице-адмирала З.П. Рожественского, которая была позднее разгромлена в Цусимском сражении. В феврале 1905 года Александр Михайлович был назначен начальником отряда минных крейсеров на Балтийском море, в 1905-1909 годах был младшим флагманом Балтийского флота, в 1906 году стал командиром практического отряда обороны побережья Балтийского моря.
После окончания русско-японской войны (1904–1905) он настаивал на ускоренной постройке линкоров новых типов и увеличении ассигнований на военно-морской флот, поддержал создание Морского генерального штаба (1906). Великий князь был почетным членом Николаевской морской академии (1903), председателем Русского общества судоходства, Русского технического общества, Общества естествоиспытателей при Петербургском университете. Александр Михайлович много внимания уделял развитию авиации в России; возглавлял отдел воздушного флота при Комитете по усилению военного флота на добровольные пожертвования, был инициатором создания офицерской школы авиации под Севастополем (1910). После начала Первой мировой войны, 20 сентября 1914 года он был назначен заведующим организацией авиационного дела в армиях Юго-Западного фронта, а 10 января1915 года - во всей действующей армии. С 11 декабря 1916 года великий князь стал полевым генерал-инспектор военно-воздушного флота при Верховном главнокомандующем, фактически командовал воздушным флотом России.
После Февральской революции из армии были удалены представители династии Романовых, и Александр Михайлович 22 марта 1917 года был уволен со службы. Некоторое время жил он жил в Крыму, где владел имением Ай-Тодор, в 1918 году эмигрировал в Париж. В эмиграции Александр Михайлович был почетным председателем Союза русских военных летчиков, Парижской кают-компании, Объединения чинов гвардейского экипажа, покровителем Национальной организации русских разведчиков. Последние годы жизни провел во Франции и США. Автор мемуаров, путевых заметок «23 тысячи миль на яхте «Тамара». В браке с Ксенией Александровной у Александра Михайловича было семеро детей. Старшая дочь Ирина Александровна (3 июля 1895 - 1970) стала женой князя Феликса Феликсовича Юсупова. Шестеро сыновей князья Андрей Александрович Романов (12 января1897 - 1981), Федор Александрович Романов (1 декабря 1898 - 1968), Никита Александрович Романов (1900-1974), Дмитрий Александрович Романов (1901-1980), Ростислав Александрович Романов (1902-1978), Василий Александрович Романов (1907-1989) имели многочисленное потомство, которое составляет значительную часть отпрысков рода Романовых за рубежом.

По дворцовым залам царского Дома Романовых ходили Фрике (Екатерина II), Никс и Никки (Николай I и Николай II), Бланш Флер и Аликс (их жены, полные тезки – Александры Федоровны), Бэби и Мэри (дети последнего российского императора Алексей и Мария), Джорджи и Милый Флоппи (его братья Георгий и Михаил)…

По-домашнему называли Романовы даже венценосную европейскую родню. Великая английская королева Виктория была попросту Гранни, а германский император Вильгельм II – дядей Вилли. Конечно же, имели свои прозвища и многочисленные великие князья, тоже на европейский или уменьшительный русский лад. И только двое из них носили имена на грузинский лад – Сандро и Гоги.

Первый из них, великий князь Александр Романов – создатель военной авиации и один из реформаторов военного флота России – оказался еще и блестящим писателем. Увы, широкой читательской аудитории он не известен, но ведь не зря книгу его воспоминаний опубликовали в 1930-х годах нью-йоркское издательство «Феррер и Рейнхерт» и знаменитый парижский эмигрантский журнал «Иллюстрированная история». Так что, Александру Михайловичу – самое место на литературной странице. Тем более, что его слогу и образности, честности и юмору могут позавидовать многие профессиональные литераторы. Так что, через ворота на тогдашней Лабораторной (ныне Ингороква) улице в Сололаки мы отправляемся во Дворец наместника на Кавказе (сегодня – Дворец учащейся молодежи), в котором скоро завершатся перестройка и расширение. В должности наместника – великий князь Михаил Николаевич, брат царя. И в одной из дворцовых спален супруга дарит ему четвертого сына. Впрочем, предоставим самому Сандро – внуку Николая I – право рассказать о своем появлении на свет. Уверяю, вы об этом не пожалеете.

Наместник императора на Кавказе великий князь Михаил Николаевич

«Ее Императорское Высочество великая княгиня Ольга Федоровна благополучно разрешилась от бремени младенцем мужеского пола, - объявил 1-го апреля 1866 года адъютант великого князя Михаила Николаевича…, вбегая в помещение коменданта тифлисской крепости. - Прошу произвести пушечный салют в 101 выстрел!» «Это даже перестает быть забавным, - сказал старый генерал, сумрачно глядя на висящий перед ним календарь. - Мне уже этим успели надоесть за все утро. Забавляйтесь вашими первоапрельскими шутками с кем-нибудь другим, или же я доложу об этом Его Императорскому Высочеству». «Вы ошибаетесь, Ваше Превосходительство, - нетерпеливо перебил адъютант, - это не шутка. Я иду прямо из дворца и советовал бы вам исполнить приказ Его Высочества немедленно!» Комендант пожал плечами, еще раз кинул взор на календарь и отправился во дворец проверить новость. Полчаса спустя забухали орудия, и специальное сообщение наместника оповестило взволнованных грузин, армян, татар и других народностей Тифлиса о том, что новорожденный великий князь будет наречен при крещении Александром в честь его царственного дяди – Императора Александра II.

Великий князь Александр Михайлович (Сандро)

2-го-апреля 1866 года, в возрасте 24 часов от роду, я стал полковником 73-го Крымского пехотного полка, офицером 4-го стрелкового батальона Императорской фамилии, офицером гвардейской артиллерийской бригады и офицером кавказской гренадерской дивизии. Красавица мамка должна была проявить всю свою изобретательность, чтобы угомонить обладателя всех этих внушительных рангов».


Дворец наместника Кавказа в Тифлисе

Мальчика сразу же стали называть на грузинский лад – Сандро, а сам он, повзрослев, вспоминает первые годы своей жизни в родном Тифлисе как «радости беззаботного детства». Правда, с семи до пятнадцати лет он живет уже другой жизнью – той, которую предписывали семейные традиции воспитания, значительно отличавшиеся от привычек богатых тифлисцев. Дети наместника спят не на мягчайших восточных ложах, а «на узких железных кроватях с тончайшими матрацами, положенными на деревянные доски». Подъем в шесть утра, после молитвы на коленях – холодная ванна и завтрак «из чая, хлеба и масла… чтобы не приучать к роскоши». А затем – семь часов занятий с домашними педагогами, да еще уроки гимнастики, фехтования, обращения с огнестрельным оружием, верховой езды, штыковой атаки и… артиллерии.

Так что, Сандро признается: «В возрасте десяти лет я мог бы принять участие в бомбардировке большого города». И уж совсем не соответствуют тифлисскому отношению к детям лишение сладкого из-за ошибки в иностранном слове и стояние «на коленях носом к стене в течение целого часа» из-за ошибки в математической задаче. Согласитесь, что сегодняшние «сильные мира сего» создают для своих чад совсем иные условия воспитания… Но все это, как говорится, внутреннее семейное дело – «все монархи Европы, казалось, пришли к молчаливому соглашению, что их сыновья должны быть воспитаны в страхе Божиим для правильного понимания будущей ответственности пред страной».


Сандро

Зато сам Тифлис, чуждый великодержавным условностям, баловал, привлекал, очаровывал, не мог не влюбить в себя. И опять-таки, никто не расскажет об этом лучше, чем сам Сандро Романов. «Окна кабинета выходили на Головинский проспект… Мы не могли насмотреться на высоких, загорелых горцев в серых, коричневых или же красных черкесках, верхом на чистокровных скакунах, с рукой на рукояти серебряных или золотых кинжалов, покрытых драгоценными камнями. Привыкнув встречать у отца представителей различных кавказских народностей, мы без особого труда различали в толпе беспечных персов, одетых в пестрые ткани и ярко выделявшихся на черном фоне одежд грузин и простой формы наших солдат. Армянские продавцы фруктов, сумрачные татары верхом на мулах, желтолицые бухарцы, кричащие на своих тяжело нагруженных верблюдов, - вот главные персонажи этой вечно двигавшейся панорамы. Громада Казбека, покрытого снегом и пронизывавшего своей вершиной голубое небо, царила над узкими, кривыми улицами, которые вели к базарной площади и были всегда наполнены шумной толпой. Только мелодичное журчание быстрой Куры смягчало шумную гамму этого вечно кричащего города».

Знакомство с жизнью Тифлиса, любовь к нему – «беспечное счастье» для всех сыновей наместника. Беспечное настолько, что может довести даже до крамолы: «Мы любили Кавказ и мечтали остаться навсегда в Тифлисе. Европейская Россия нас не интересовала. Наш узкий, кавказский патриотизм заставлял нас смотреть с недоверием и даже с презрением на расшитых золотом посланцев С.-Петербурга. Российский монарх был бы неприятно поражен, если бы узнал, что ежедневно от часу до двух и от восьми до половины девятого вечера пятеро его племянников строили на далеком юге планы отделения Кавказа от России. К счастью для судеб Империи, наши гувернеры не дремали, и в тот момент, когда мы принимались распределять между собой главные посты, неприятный голос напоминал нам, что нас ожидают в классной комнате неправильные французские глаголы».

А еще Грузия дарит Сандро счастье от пребывания в Боржоми. Вот уж, воистину, не было бы счастья, да… На этом курорте мальчик заболевает скарлатиной, родители должны ехать в Петербург – их ждет император, и с больным остаются несколько придворных. Шесть недель они балуют подопечного, военный оркестр близ дома играет его любимые мелодии. Но и это еще не все: «Множество людей, проезжавших Кавказ, посещали Боржом, чтобы навестить больного сына наместника, и большинство из них приносили мне коробки с леденцами, игрушки и книги приключений Фенимора Купера. Доктор, графиня Алопеус и кн. Меликов охотно играли со мной в индейцев. Вооруженный шашкой адъютанта, доктор пытался скальпировать объятую ужасом придворную даму, которая, исполняя порученную ей роль, призывала на помощь бесстрашного «Белого Человека Двух Ружей». Последний, опершись о подушку, прицеливался в ее мучителей…» И, конечно, спасал благородную даму.


Имение в Боржоми

После выздоровления – пикники, поездки в лес, в горы и никаких уроков – все наставники уехали в Петербург! Ну, как еще может мальчик, влюбленный в красоты грузинской природы, отреагировать на все это, если не следующим образом: «Возвратившись в Тифлис, я рассеянно слушал оживленные рассказы моих братьев. Они наперебой восхищались роскошью Императорского дворца в С.-Петербурге, но я не променял бы на все драгоценности российской короны время, проведенное в Боржоме. Я мог бы им рассказать, что в то время, как они должны были сидеть навытяжку за Высочайшим столом, окруженные улыбающимися царедворцами и подобострастными лакеями, я лежал часами в высокой траве, любуясь цветами, росшими красными, голубыми и желтыми пятнами по горным склонам, и следя за полетами жаворонков, которые поднимались высоко вверх и потом камнем падали вниз, чтобы посмотреть на свои гнезда. Однако я смолчал, боясь, что мои братья не оценят моего простого счастья».

Сандро впервые ненадолго покидает Грузию в девять лет, в 1875-м семья едет в крымское императорское имение. В Ялте гостей встречает и сопровождает до знаменитого дворца в Ливадии лично Александр II, в шутку заявивший, что хочет видеть самого дикого из своих кавказских племянников. На мраморной лестнице, ведущей к морю, «дикий кавказец» встречает мальчика на пару лет моложе себя и няню с ребенком на руках. Мальчик протягивает руку: «Я твой кузен Никки, а это моя маленькая сестра Ксения». Так начинается теснейшая дружба, длившаяся сорок два года. Сандро вспоминает: «Я часто не соглашался с его политикой и хотел бы, чтобы он проявлял больше осмотрительности в выборе высших должностных лиц и больше твердости в проведении своих замыслов в жизни. Но все это касалось «Императора Николая II» и совершенно не затрагивало моих отношений с «кузеном Никки». Кстати, эти два близких друга внешне очень похожи… Что же касается девочки Ксении, то, когда ей исполнится девятнадцать лет, Сандро женится на ней. Первым среди Романовых нарушив закон, предписывавший членам царствующего дома вступать в браки только с равными по крови представителями иностранных династий. А их первая дочь Ирина станет женой князя Феликса Юсупова, той самой красавицей, из-за которой попадет в смертельную ловушку Григорий Распутин.

Сандро с женой Ксенией и кузеном Никки

Через три года – первое путешествие в Европейскую Россию: «Не отрываясь от окна вагона, я следил за бесконечной панорамой русских полей, которые показались мне, воспитанному среди снеговых вершин и быстрых потоков Кавказа, однообразными и грустными. Мне не нравилась эта чуждая мне страна, и я не хотел признавать ее своей родиной. В течение суток, по нашем выезде из Владикавказа (до которого мы добрались в экипажах), я видел покорные лица мужиков, бедные деревни, захолустные, провинциальные города, и меня неудержимо тянуло в Тифлис обратно». Еще пара лет – и первый выезд за границу, на родину матери в немецкий Баден. И вновь Сандро не надо никаких краев кроме Грузии: «В течение четырех месяцев тысячи верст будут отделять нас от нашего любимого Кавказа. Напрасно я пробовал прибегнуть ко всевозможным хитростям, чтобы остаться в Тифлисе, мои родители не хотели считаться с моими желаниями».

Великий князь Михаил Николаевич с супругой, великой княгиней Ольгой Федоровной, и детьми сыном Николаем и дочерью Анастасией.

Но какова бы ни была любовь к Грузии, к ее столице, член царствующей семьи не может, не должен подчиняться своим детским и юношеским привязанностям. И в 1881-м великий князь Александр Михайлович навсегда покидает свой любимый край. Он совершит кругосветное путешествие, предскажет русско-японскую войну, будет сражаться на море и восстанавливать флот, руководить Советом торгового мореплавания, создаст авиационные школы и войдет в Кабинет министров, в Первую мировую войну возглавит морскую и полевую авиацию, чудом избежит гибели после революции. И до самой смерти во французском Рокебрюне будет вспоминать тифлисскую пору как самую счастливую в своей жизни. А еще надо прочесть, как он писал о смерти одного из царских братьев – «бедный Георгий умер от скоротечной чахотки у нас под Боржомом». Не правда ли, это местоимение «у нас», вполне естественно пришедшее на ум через более чем полвека расставания с Грузией, свидетельствует о многом?

А теперь – о другом Георгии, родном брате Сандро. Именно он – второй великий князь, которого в августейшем семействе называли грузинским именем. Судьба Гоги не менее интересна, но более трагична. Он был старше Сандро на три года, тоже родился в Грузии, но не в Тифлисе а в поселке Белый Ключ (ныне – Тетри-Цкаро). Как и все в семье наместника, прожившей на Кавказе почти двадцать лет, он обожает край, в котором появился на свет. Мальчик очень любит рисовать и однажды, за торжественным столом, перед гостями, робко говорит о том, что хотел бы стать художником-портретистом. Как вспоминает его брат Сандро, эти «слова были встречены зловещим молчанием всех присутствующих, и Георгий понял свою ошибку только тогда, когда камер-лакей, обносивший гостей десертом, прошел с малиновым мороженым мимо его прибора».

Великий князь Георгий Михайлович

Ничего не попишешь – членам императорской семьи уготовано только военное поприще, не случайно, уже в семь лет у Георгия – чин прапорщика. И, став юношей, вымахав ростом под два метра, он собирается служить в Грузинском гренадерском полку, квартирующем в Тифлисе. Тем более, что именно в этом городе он безумно влюбляется в грузинскую княжну, которую зовут… Нина Чавчавадзе. Она – тезка и родственница той самой легендарной Нины, жены Грибоедова. Но свадьба срывается, и отнюдь не по вине Романовых – родные Нины не хотят, чтобы представительница знатного грузинского рода оказалась в иерархическом подчинении у немецких родственников императрицы.

Когда семья уезжает из Грузии, Гоги становится офицером лейб-гвардии Конной артиллерийской бригады, и, попав под влияние одного из великих князей, «находит удовлетворение от жизни в атмосфере манежа, лошадей и кавалерийских офицеров». Однако и военная карьера не складывается – молодой человек повреждает ногу. Это огорчает всех, кроме него самого – из Грузии он привез увлечение нумизматикой и историей, его коллекции монет нет равных в России. Для пополнения коллекции он не жалеет никаких денег, его монографии на эту тему издаются даже по сей день. И –уникальный случай! - все Романовы единодушно поддерживают такое увлечение великого князя.

В 1909-м император назначает Гоги директором только что основанного Музея Александра III (ныне – Русский музей), предоставив все права для пополнения собрания картин и уникальных раритетов. Большую часть своей ценнейшей коллекции монет Георгий Михайлович передает этому музею, а каковы были ее экспонаты, мы поймем, заглянув уже в 2008 году на аукцион в Лондоне. На нем лишь одна монета из этой коллекции продается за 3 миллиона долларов – мировой рекорд «для неамериканской монеты». Ну, а в личной жизни Гоги долго не везет. Неудачна и вторая попытка жениться – на внучке английской королевы. И лишь в тридцать семь лет он женится на греческой принцессе Марии. Первую дочку называет, конечно же, Ниной…

Руководство музеем и научную работу Георгий Михайлович совмещает с дипломатической и военной деятельностью, в Первую мировую войну становится генерал-инспектором при ставке Верховного главнокомандующего. И, изучив положение дел в войсках, делает изумивший царя вывод: революция в России неизбежна, если не принять Конституцию и не даровать демократические свободы. В ответ Николай II отправляет его в очередную инспекционную поездку. Но предсказание Гоги сбывается. И, с падением монархии, и его самого, и детище всей его жизни ждет гибель. Уникальная нумизматическая коллекция частью распродается, частью идет на переплавку. А Георгий Михайлович вместе с братом Николаем, получившим в Тифлисе прозвище Бимбо, оказывается в заложниках у большевиков. С ними еще несколько великих князей, не «тифлисской» ветви.


Великий князь Николай Михайлович

Красный террор начинается в августе 1918-го, после убийства главы Петроградской ЧК Урицкого и ранения Ленина. В газете «Северная Коммуна» мы можем увидеть «1-й список заложников», возглавляемый великими князьями. Следующий документ датирован 9 января 1919 года – Президиум ВЧК утверждает уже заранее вынесенный смертный приговор. Краткий протокол всего из нескольких строк страшен: «Слушали: Об утверждении высшей меры наказания чл. быв. императорск. - Романовск. своры. Постановили: Приговор ВЧК к лицам, быв. имп. своры – утвердить, сообщив об этом в ЦИК». Правда, тут хорошо налаженная чекистская машина уничтожения может забуксовать: Бимбо – брат Гоги и Сандро, еще в Тифлисе увлекшийся историей, - всемирно известный ученый. Он возглавлял в России Историческое и Географическое общества, Общество защиты и сохранения памятников искусства и старины. Да еще активно участвовал в «великокняжеской фронде» - будучи горячим поклонником парламентаризма, критиковал самодержавие и сразу же признал Временное правительство.

Так что, после вынесения ему смертного приговора, в ужас приходят члены Академии наук и Максим Горький. Они просят Совнарком и лично Ленина освободить оппозиционного царизму ученого. Но в протоколе заседания Совнаркома, под председательством Ленина 16 января рассматривавшего это ходатайство, мы прочтем еще одну потрясающую фразу: «Революции историки не нужны!» И чекисты дают исчерпывающий ответ: «Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией при Совете Коммун Северной Области полагает, что не следовало бы делать исключения для бывшего великого князя Н.М. Романова, хотя бы по ходатайствам Российской Академии Наук». Есть еще и другая, не документированная версия – Ленин сделал вид, что соглашается с Горьким, но обманул его. Не в первый и не в последний раз…

Как бы то ни было, оказывается, что революции не нужны не только историки, но и коллекционеры, да и вообще вся «бывшая императорская свора». Несмотря на то, что никто из этих заложников не воевал в белой армии, не готовил контрреволюционные заговоры, не вывозил ценности за рубеж. Георгия и Николая Романовых, счастливое детство которых прошло у сололакских склонов, расстреляли морозной ночью в Петропавловской крепости, вместе с их родственниками. Бимбо упал первым, Гоги добивали в могиле…

Князь и княгиня Павел и Нина (урожденная Е.И.В Нина Георгиевна Романова) Чавчавадзе

А судьба сделала удивительный, уже посмертный поворот в истории Георгия Михайловича. Его дочь Нина через три года после гибели отца, вышла в Лондоне замуж за грузинского князя по имени Павел и по фамилии… Чавчавадзе. Так что, Нина Чавчавадзе в роду Гоги все-таки оказалась. Ну, а приглядевшись к тому, как продолжается род его брата Александра, увидим многих членов Дома Романовых, живущих сейчас в самых разных странах, - потомки именно Сандро, родившегося в Тифлисе.

Владимир ГОЛОВИН

Вахтанг ЯКОБИДЗЕ

Великий князь Александр Михайлович Романов был четвёртым сыном великого князя Михаила Николаевича (1832-1909), сына императора , и великой княгини Ольги Фёдоровны (1839-1891). Он родился в Тифлисе, где его отец состоял наместником на Кавказе. После рождения великий князь стал шефом 73-го пехотного Крымского полка, а при крещении получил ордена Св. апостола Андрея Первозванного, Св. Александра Невского, Белого орла и Св. Анны 1-й ст. Вместе с братьями он получал разностороннее домашнее образование и с детства готовился к военно-морской службе, приобретая необходимые теоретические познания и посещая военные суда и портовые сооружения.

В октябре 1885 года великий князь был зачислен мичманом в Гвардейский экипаж, а в июле следующего года - пожалован во флигель-адъютанты к Е. И. В. В 1886-1889 годах он осуществил кругосветное плавание на корвете «Рында», поле чего получил чин лейтенанта, а в 1890-1891 годах на собственной яхте «Тамара» совершил путешествие в Индию. Свои впечатления он изложил в сочинении «23 000 миль на яхте «Тамара». В 1892 году великий князь командовал миноносцем «Ревель», а в 1893 году вновь отправился в кругосветное плавание на фрегате «Дмитрий Донской» в составе команды, направленной в Северную Америку для участия в празднованиях по случаю 400-летия открытия Америки. В декабре 1894 года Александр Михайлович был произведён в капитаны 2-го ранга. В 1895 году он был назначен старшим офицером эскадренного броненосца «Сисой Великий». В том же году великий князь представил записку с доводами в пользу того, что самым вероятным противником России на море будет Япония. Начало будущей русско-японской войны он намечал на 1903-1904 годы, предлагая в этой связи свой вариант программы судостроения. После отклонения его предложений Александр Михайлович покинул строевой состав флота, но уже в 1899 году вернулся на действительную службу и был назначен старшим офицером броненосца береговой обороны «Генерал-адмирал Апраксин». В декабре 1900 года великому князю был присвоен чин капитана 1-го ранга. В 1900-1903 годах он командовал броненосцем Черноморского флота «Ростислав», а в январе 1903 года получил чин контр-адмирала с зачислением в свиту Е. И. В. и назначением младшим флагманом Черноморского флота.

Александр Михайлович многое сделал для развития российского флота на рубеже XIX и XX столетий. В 1891-1906 годах под его редакцией выходил справочник «Военные флоты иностранных государств», кроме того, им были изданы справочники и сочинения «Чертежи миноносцев русского флота», «Русский флот», «Морские паровые котлы», «Курс паровых машин» и другие. С 1898 года великий князь был членом Совета по делам торгового мореплавания, затем стал его председателем. В 1902-1905 годах в качестве главноуправляющего он возглавлял Главное управление торгового мореплавания и портов, созданное по его же инициативе. Под руководством Александра Михайловича был выработан порядок постройки судов, начата реконструкция портов, улучшено образование моряков торгового флота. Великий князь был почётным членом Конференции Николаевской Морской академии, стоял во главе Императорского Русского общества судоходства, Русского технического общества, Общества естествоиспытателей при . В период он критиковал решение послать на Дальний Восток 1-й и 2-й Тихоокеанских эскадр, руководил подготовкой и действиями вспомогательных крейсеров. В 1904 году великий князь стал председателем Особого комитета по усилению флота на добровольные пожертвования.

В феврале 1905 года Александр Михайлович был назначен начальником отряда минных крейсеров на Балтике, построенных на пожертвования. В 1905-1909 годах был младшим флагманом , летом 1906 года командовал Практическим отрядом обороны побережья Балтийского моря. После окончания Русско-японской войны он активно участвовал в совещаниях по поводу возрождения флота, настаивая на ускоренной постройке линкоров новых типов и увеличении ассигнований на военно-морской флот. В июле 1909 года Александр Михайлович был произведён в вице-адмиралы и пожалован в генерал-адъютанты. Он проявлял интерес к развитию не только военно-морского флота, но и воздушного, будучи одним из пионеров отечественной авиации. Великий князь стоял во главе отдела воздушного флота при Комитете по усилению военного флота на добровольные пожертвования, выступал инициатором посылки в 1909 году морских офицеров за границу для обучения в лётных школах Франции, создания в 1910 году офицерской школы авиации под Севастополем. В 1913 году он представил на утверждение правительству «Общий план организации воздухоплавания и авиации в России». В мае 1913 года он был удостоен ордена Св. Владимира 2-й ст.

С началом Александр Михайлович находился при командующем 4-й армии, с 1914 года он командовал авиацией Южного фронта. В декабре 1915 года ему был присвоен чин адмирала. В декабре 1916 года великий князь стал полевым генерал-инспектором военно-воздушного флота. В начале 1917 года Александр Михайлович поддержал идею создания правительства с участием общественных деятелей. После , 22 марта 1917 года, он был уволен от службы. С семьёй он жил в , затем перебрался в Крым, где некоторое время находился под домашним арестом. В декабре 1918 года он покинул Ялту на британском военном судне.

В эмиграции великий князь принимал активное участие в деятельности таких организаций, как Русский общевоинский союз (РОВС), Союз русских военных лётчиков (он был его почётным председателем), Парижская кают-компания, Объединение чинов Гвардейского экипажа. Александр Михайлович жил во , Швейцарии и , увлекался спиритизмом и археологическими исследованиями. Он умер в Рокебрюне на руках у жены в возрасте 66 лет, там же был похоронен.

Александр Михайлович был женат на своей двоюродной племяннице, сестре Николая II великой княжне Ксении Александровне (1875-1960). В браке родились дочь Ирина (1895-1970), с 1914 года состоявшая в браке с князем Ф. Ф. Юсуповым, и шестеро сыновей: Андрей (1897-1981), Фёдор (1898-1968), Никита (1900-1974), Дмитрий (1901-1980), Ростислав (1902-1978) и Василий (1907-1989). Все они состояли в морганатических браках.

Текст изумительно гениальный! Чистейший образец подлинно русского, имперского, евразийского мышления. Мышления, которое ставит интересы страны выше личных обид и чувства мести.

Александр Михайлович Романов (1866 - 1933) — великий князь, сын великого князя Михаила Николаевича, брат великого князя Николая Михайловича, муж великой княгини Ксении Александровны, отец княжны крови Ирины Александровны.

"— По-видимому, “союзники” собираются превратить Россию в британскую колонию, писал Троцкий в одной из своих прокламаций в Красной армии. И разве на этот раз он не был прав? Инспирируемое сэром Генрихом Детердингом*, или же следуя просто старой программе Дизраэли-Биконсфилда**, британское министерство иностранных дел обнаруживало дерзкое намерение нанести России смертельный удар… Вершители европейских судеб, по-видимому, восхищались своею собственною изобретательностью: они надеялись одним ударом убить и большевиков, и возможность возрождения сильной России. Положение вождей Белого движения стало невозможным. С одной стороны, делая вид, что они не замечают интриг союзников, они призывали… к священной борьбе против Советов, с другой стороны — на страже русских национальных интересов стоял не кто иной, как интернационалист Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи..."

*Британский “нефтяной король”.

**Государственный деятель Великобритании в 1840 - 1870-х годах.

Великий князь Александр Михайлович Романов "Книга воспоминаний", М., 1991

"Мне пришло в голову, что, хотя я и не большевик, однако не мог согласиться со своими родственниками и знакомыми и безоглядно клеймить все, что делается Советами только потому, что это делается Советами. Никто не спорит, они убили трех моих родных братьев, но они также спасли Россию от участи вассала союзников.

Некогда я ненавидел их, и руки у меня чесались добраться до Ленина или Троцкого, но тут я стал узнавать то об одном, то о другом конструктивном шаге московского правительства и ловил себя на том, что шепчу: "Браво!". Как все те христиане, что "ни холодны, ни горячи", я не знал иного способа излечиться от ненависти, кроме как потопить ее в другой, еще более жгучей. Предмет последней мне предложили поляки.

Когда ранней весной 1920-го я увидел заголовки французских газет, возвещавшие о триумфальном шествии Пилсудского по пшеничным полям Малороссии, что-то внутри меня не выдержало, и я забыл про то, что и года не прошло со дня расстрела моих братьев. Я только и думал: "Поляки вот-вот возьмут Киев! Извечные враги России вот-вот отрежут империю от ее западных рубежей!". Я не осмелился выражаться открыто, но, слушая вздорную болтовню беженцев и глядя в их лица, я всей душою желал Красной Армии победы.

Не важно, что я был великий князь. Я был русский офицер, давший клятву защищать Отечество от его врагов. Я был внуком человека, который грозил распахать улицы Варшавы, если поляки еще раз посмеют нарушить единство его империи. Неожиданно на ум пришла фраза того же самого моего предка семидесятидвухлетней давности. Прямо на донесении о "возмутительных действиях" бывшего русского офицера артиллерии Бакунина, который в Саксонии повел толпы немецких революционеров на штурм крепости, император Николай I написал аршинными буквами: "Ура нашим артиллеристам!".

Сходство моей и его реакции поразило меня. То же самое я чувствовал, когда красный командир Буденный разбил легионы Пилсудского и гнал его до самой Варшавы. На сей раз комплименты адресовались русским кавалеристам, но в остальном мало что изменилось со времен моего деда.

Но вы, кажется, забываете, — возразил мой верный секретарь, — что, помимо прочего, победа Буденного означает конец надеждам Белой Армии в Крыму.

Справедливое его замечание не поколебало моих убеждений. Мне было ясно тогда, неспокойным летом двадцатого года, как ясно и сейчас, в спокойном тридцать третьем, что для достижения решающей победы над поляками Советское правительство сделало все, что обязано было бы сделать любое истинно народное правительство. Какой бы ни казалось иронией, что единство государства Российского приходится защищать участникам III Интернационала, фактом остается то, что с того самого дня Советы вынуждены проводить чисто национальную политику, которая есть не что иное, как многовековая политика, начатая Иваном Грозным, оформленная Петром Великим и достигшая вершины при Николае I: защищать рубежи государства любой ценой и шаг за шагом пробиваться к естественным границам на западе! Сейчас я уверен, что еще мои сыновья увидят тот день, когда придет конец не только нелепой независимости прибалтийских республик, но и Бессарабия с Польшей будут Россией отвоеваны, а картографам придется немало потрудиться над перечерчиванием границ на Дальнем Востоке.

Давно слышала цитаты из мемуаров Александра Михайловича Романова — внука Николая I — о большевиках, о Ленине, о святой женушке Аликс и другие. Но не доходили руки их прочитать.

И вот совершенно случайно все же я с ними столкнулась. Это удивительные мемуары и очень интересный человек, ищущий, с сильным характером. Крупная личность. В чем-то заблуждающийся, чего-то не разглядевший, но многое уловивший правильно.

Буду цитировать. И начну с мнения Александра Михайловича о переходе России к Капитализму от слова капитал буквально.

"Вчерашняя земледельческая Россия, привыкшая занимать деньги под залог своих имений в Дворянском банке, в приятном удивлении приветствовала появление могущественных частных банков. Выдающиеся дельцы петербургской биржи учли все выгоды этих общественных настроений, и приказ покупать был отдан.

Тогда же был создан знаменитый русский «табачный трест», — одно из самых больших промышленных предприятий того времени. Железо, уголь, хлопок, медь, сталь были захвачены группой петербургских банкиров. Бывшие владельцы промышленных предприятий перебрались в столицу, чтобы пользоваться вновь приобретенными благами жизни и свободой. Хозяина предприятия, который знал каждого рабочего по имени, заменил дельный специалист, присланный из Петербурга. Патриархальная Русь, устоявшая пред атаками революционеров 1905 года, благодаря лояльности мелких предпринимателей, отступила пред системой, заимствованной заграницей и не подходившей к русскому укладу.

Это быстрое трестирование страны, далеко опередившее ее промышленное развитие, положило на бирже начало спекулятивной горячке. Во время переписи населения Петербурга, устроенной в 1913 году, около 40.000 жителей обоего пола были зарегистрированы в качестве биржевых маклеров.

Адвокаты, врачи, педагоги, журналисты и инженеры были недовольны своими профессиями. Казалось позором трудиться, чтобы зарабатывать копейки, когда открывалась полная возможность зарабатывать десятки тысяч рублей посредством покупки двухсот акций «Никополь-Мариупольского металлургического общества».

Выдающиеся представители петербургского общества включали в число приглашенных видных биржевиков. Офицеры гвардии, не могшие отличить до сих пор акций от облигаций, стали с увлечением обсуждать неминуемое поднятие цен на сталь. Светские денди приводили в полное недоумение книгопродавцев, покупая у них книги, посвященные сокровенным тайнам экономической науки и истолкованию смысла ежегодных балансов акционерных обществ. Светские львицы начали с особым удовольствием представлять гостям на своих журфиксах «прославленных финансовых гениев из Одессы, заработавших столько-то миллионов на табаке». Отцы церкви подписывались на акции, и обитые бархатом кареты архиепископов виднелись вблизи биржи.

Провинция присоединилась к спекулятивной горячке столицы, и к осени 1913 года Россия, из страды праздных помещиков и недоедавших мужиков, превратилась в страну, готовую к прыжку, минуя все экономические заслоны, в царство отечественного Уолл-Стрита!

Будущее Империи зависло от калибра новых властителей дум, которые занялись судьбой ее финансов. Каждый здравомыслящей финансист должен бы был сознавать, что, пока русский крестьянин будет коснеть в невежестве, а рабочий ютиться в лачугах, трудно ожидать солидных результатов в области развития русской экономической жизни. Но близорукие дельцы 1913 года были мало обеспокоены отдаленным будущим. Они были уверены, что сумеют реализовать все вновь приобретенное до того, как грянет гром...

Племянник кардинала, русский мужик и банкир считали себя накануне войны владельцами России. Ни один диктатор не мог бы похвастаться их положением.

Ярошинский, Батолин, Путилов — вот имена, которые знала вся Россия.

Сын бывшего крепостного, Батолин начал свою карьеру в качестве рассыльного в хлебной торговле. Он был настолько беден, что впервые узнал вкус мяса, когда, ему исполнилось девять лет.

Путилов принадлежал к богатой петербургской семье. Человек блестящего воспитания, он проводил много времени за границей и чувствовал себя одинаково дома на плас де ла Бурс и на Ломбард-Стрит.

Годы молодости Ярошинского окружены тайной. Никто не мог в точности определить его национальности. Он говорил по-польски, но циркулировали слухи, что дядя его — итальянский кардинал, занимающий высокий пост в Ватикане. Он прибыл в Петербург уже будучи обладателем большого состояния, которое заработал на сахарном деле на юге России.

Биографии этих трех «диктаторов», столь непохожих друг на друга, придавали этой напряженной эпохи еще более фантастический колорит.

Они применили к экономической жизни России систему, известную у нас под именем «американской», но имеющую в С.Ш.С.А. другое название. Никаких чудес они не творили. Рост их состояния был возможен только благодаря несовершенству русских законов, которые регулировали деятельность банков.

Министр финансов держался от всего этого в стороне и с молчаливым восхищением наблюдал за тем, как этот победоносный триумвират все покорял «под нози своя». От пляски феерических кушей кружилась голова, и министр финансов имел полное основание считать, что его пост лишь переходная ступень к креслу председателя какого-нибудь частного банка.

Радикальная печать, неутомимая в своих нападках на правительство, в отношении трестов хранила гробовое молчание, что являлось вполне естественным в особенности если принять во внимание, что им принадлежали самые крупные и влиятельные ежедневные газеты в обеих столицах.

В планы этой группы входило заигрывание с представителями наших оппозиционных партий. Вот почему Максиму Горькому Сибирским банком были даны средства на издание в С. Петербурге ежедневной газеты «Новый Мир» большевистского направления и ежемесячного журнала «Анналы». Оба эти издания имели в числе своих сотрудников Ленина и открыто высказались на своих страницах за свержение существующего строя.

Знаменитая «школа революционеров», основанная Горьким на о. Капри, была долгое время финансирована Саввой Морозовым — общепризнанным московским «текстильным королем», — и считала теперешнего главу советского правительства Сталина в числе своих наиболее способных учеников. Бывший советский полпред в Лондоне Л. Красин был в 1913 году директором на одном из Путиловских заводов в С. Петербурге. Во время войны же он был назначен членом военного промышленного комитета.

На первый взгляд совершенно необъяснимы побуждения крупной буржуазии, по которым она поддерживала русскую революцию. Вначале правительство отказывалось верить сообщениям охранного отделения по этому поводу, но факты были налицо.

При обыске в особняке одного из богачей Парамонова были найдены документы, которые устанавливали его участие в печатании и распространении революционной литературы в России. Парамонова судили и приговорили к двум годам тюремного заключения. Приговор этот, однако, был отменен, в виду значительного пожертвования, сделанного им на сооружение памятника в ознаменование трехсотлетия Дома Романовых. От большевиков к Романовым — и все это в течение одного года!

«Действия капиталистов объясняются желанием застраховать себя и свои материальные интересы от всякого рода политических переворотов», доносил в своем paпopте один из чинов Департамента полиции, который был командирован в Москву расследовать дело богатейшего друга Ленина — Морозова. «Они так уверены в возможности двигать революционерами, как пешками, используя их детскую ненависть к правительству, что Морозов считает возможным финансировать издание ленинского журнала «Искры», который печатался в Швейцарии и доставлялся в Россию в сундуках с двойным дном. Каждый номер «Искры» призывал рабочих к забастовкам на текстильных фабриках самого же Морозова. А Морозов говорил своим друзьям, что он «достаточно богат, чтобы разрешить себе роскошь финансовой поддержки своих врагов».

Самоубийство Морозова произошло незадолго до войны, и, таким образом, он так и не увидел, как его имущество, по приказу Ленина, было конфисковано, а его наследники брошены в тюрьмы бывшими учениками морозовской агитационной школы на о. Капри.

Батолину же, Ярошинскому, Путилову и Парамонову и многим остальным удалось избежать расстрела в СССР только потому, что они своевременно бежали.

Эксцентричность, проявленная банкирами, была лишь знамением времени.

Война надвигалась, но на грозные симптомы ее приближения никто не обращал внимания. Над всеми предостережениями наших военных агентов заграницей в петербургских канцеляриях лишь подсмеивались или же пожимали плечами.

Когда брат мой, Великий Князь Сергий Михайлович, по возвращении в 1913 году из своей поездки в Австрию, доложил правительству о лихорадочной работе на военных заводах центральных держав, то наши министры в ответ только рассмеялись. Одна лишь мысль о том, что Великий Князь может иной раз подать ценный совет, вызвала улыбку.

Принято было думать, что роль каждого Великого Князя сводилась к великолепной праздности.

Военный министр генерал Сухомлинов пригласил к себе редактора большой вечерней газеты и продиктовал ему статью, полную откровенными угрозами по отношению к Германии, под заглавием «Мы — готовы!»

В тот момент у нас не было не только ружей и пулеметов в достаточном количестве, но наших запасов обмундирования не хватило бы даже на малую часть тех миллионов солдат, которых пришлось бы мобилизовать в случае войны.

В вечер, когда эта газетная статья появилась, товарищ министра финансов обедал в одном из излюбленных, дорогих ресторанов столицы.

— Что же теперь произойдет? Как реагирует на это биржа? — спросил его выдающийся журналист,

— Биржа? — насмешливо улыбнулся сановник: — милый друг, человеческая кровь всегда вносит в дела на бирже оживление.

И, действительно, на следующий день все бумаги на бирже поднялись. Инцидент со статьей военного министра был забыт всеми, кроме, быть может, германского посланника.

Остальные триста мирных дней были заполнены карточной и биржевой игрой, сенсационными процессами и распространившейся эпидемией самоубийств.

Однажды в пять часов утра, когда бесконечная зимняя ночь смотрелась в высокие, покрытые изморозью венецианские окна, молодой человек пересек пьяной походкой блестящий паркет московского Яра и остановился пред столиком, который занимала одна красивая дама с несколькими почетными господами.

— Послушай, — кричал молодой человек, прислонившись к колоннаде: — я этого не позволю. Я не желаю, чтобы ты была в таком месте в такое время.

Дама насмешливо улыбнулась. Вот уже восемь месяцев прошло с тех пор, как они развелись. Она не хотела слушать его приказаний.

— Ах так, — сказал более спокойно молодой человек: и вслед за тем выстрелил в свою бывшую жену шесть раз.

Начался знаменитый прасоловский процесс. Присяжные заседали оправдали Прасолова: им очень понравилось изречение Гете, приведенное защитой: «Я никогда еще не слыхал ни об одном убийстве, как бы оно ужасно не было, которое не мог бы совершить сам».

Гражданский истец принес апелляцию и просил перенести слушание дела в другой судебный округ.

— Московское общество, — писал гражданский истец в своей кассационной жалобе: — пало так низко, что более уже не отдает себе отчета в цене человеческой жизни. Поэтому я прошу перенести вторичное рассмотрениe дела в какой-нибудь другой судебный округ.

Вторичное рассмотрение дела имело место в небольшом провинциальном городке на северо-востоке России. Суд продолжался почти месяц, и Прасолов был снова оправдан.

На этот раз гражданский истец грозил организовать паломничество на могилу Прасоловой, чтобы оказать ей, что «Россия отказывается защищать оскорбленную честь женщины».

Если бы не началась война, то русскому народу были бы еще раз преподнесены тошнотворные подробности прасоловского дела, и словоохотливые свидетели в третий раз повторили бы свои невероятные описания оргий, происходивших в среде московских миллионеров.

Самые отталкивающие разновидности порока преподносились присяжным заседателям и распространялись газетами в назидание русской молодежи.

Жизнь убийцы и его жертвы описывалась с момента их знакомства в клубе самоубийц до свадебного пира, устроенного на даче «Черный Лебедь», который был построен знаменитым богачом в погоне за новизною ощущений. Описок свидетелей по делу пестрил именами московских тузов. Их поступки могли создать новые судебные процессы. Двое из них покончили с собою, ожидая вызова в суд. Другие бежали от позора заграницу.

Петербург не хотел отстать от Москвы и, еще во время прасоловского процесса двое представителей «золотой» петербургской молодежи Долматов и Гейсмар убили и ограбили артистку Тиме.

Арестованные полицией, они во всем сознались и объяснили мотивы преступления. Накануне убийства они пригласили своих друзей к ужину в дорогой ресторан. Им были нужны деньги. Они обратились к своим родителям за помощью, но получили отказ..

Они знали, что у артистки, имеются ценные вещи. И вот они отправились к ней на квартиру, вооружившись кухонными ножами.

— Истинный джентльмен, — писал по этому поводу в газетах один иронический репортер — должен уметь выполнить свои светские обязанности любой ценой.

Будущий историк мировой войны имел бы полное основание подробнее остановиться в своем исследовании на той роли, которую криминальные сенсации занимали в умах общества всех стран накануне войны.

Полиция уже расклеивала на улицах Парижа приказы о мобилизации, а жадная до уголовных процессов толпа с напряженным вниманием продолжала следить за процессом г-жи Генриетты Кайо, жены бывшего председателя французского совета министров, которая убила редактора «Фигаро» Гастона Кальметта за угрозы опубликовать компрометировавшие ее мужа документы. До 28 июля 1914 года фельетонисты европейских газет больше интересовалось процессом Кайо, чем австрийским ультиматумом Сербии.

Проездом чрез Париж по дороге в Poсcию я не верил своим ушам, слыша, как почтенные государственные мужи и ответственные дипломаты, образуя оживленные группы, с жаром спорили о том, будет ли или не будет оправдана г-жа Кайо.

— Кто это «она»? — наивно спросил я: — вы имеете в виду, вероятно, Австрию, которая, надо надеяться, согласится передать свое недоразумение с Сepбиeй на рассмотрениe Гаагского третейского трибунала?

Они думали, что я шучу. Не было никаких сомнений, что они говорили о Генриетте Кайо.

— Отчего Ваше Императорское Высочество так спешите вернуться в С. Петербург? — спросил меня наш посол в Париже Извольский. — Там же мертвый сезон... Война? — Он махнул рукой. — Нет, никакой войны не будет. Это только «слухи», которые время от времени будоражат Европу. Австрия позволит себе еще нисколько угроз. Петербург поволнуется. Вильгельм произнесет воинственную речь. И все это будет чрез две недели забыто.

Извольский провел 30 лет на русской дипломатической службе. Некоторое время он быль министром иностранных дел. Нужно было быть очень самоуверенным, чтобы противопоставить его опытности свои возражения. Но я решил все-таки быть на этот раз самоуверенным и двинулся в Петербург.

Мне не нравилось «стечение непредвиденных случайностей», которыми был столь богат конец июля 1914 года.

Вильгельм II был «случайно» в поездке в норвежские фиорды накануне представления Австрией ультиматума Сербии. Президент Франции Пуанкарэ «случайно» посетил в это же время Петербург.

Винстон Черчилль, первый лорд адмиралтейства, «случайно» отдал приказ британскому флоту остаться, после летних маневров, в боевой готовности.

Сербский министр иностранных дел «случайно» показал австрийский ультиматум французскому посланнику Бертело, и г. Бертело «случайно» написал ответ Венскому кабинету, освободить, таким образом, сербское правительство от тягостных размышлений по этому поводу.

Петербургские рабочие, работавшие на оборону, «случайно» объявили забастовку за неделю до начала мобилизации, и несколько агитаторов, говоривших по-русски с сильным немецким акцентом, были пойманы на митингах по этому поводу.

Начальник нашего генерального штаба генерал Янушкевич «случайно» поторопился отдать приказ о мобилизации русских вооруженных сил, а когда Государь приказал по телефону это распоряжение отменить, то ничего уже нельзя было сделать.

Но самым трагичным оказалось то, что «случайно» здравый смысл отсутствовал у государственных людей всех великих держав.

Ни один из сотни миллионов европейцев того времени не желал войны. Коллективно — все они были способны линчевать того, кто осмелился бы в эти ответственные дня проповедовать умеренность.

За попытку напомнить об ужасах грядущей войны, они убили Жореса в Париже и бросили в тюрьму Либкнехта в Берлине.

Немцы французы, англичане и австрийцы, русские и бельгийцы все подпадали под власть психоза разрушения, предтечами которого были убийства, самоубийства и оргии предшествовавшего года. В августе же 1914 года это массовое помешательство достигло кульминационной точки.

Лэди Асквит, жена премьер-министра Великобритании, вспоминает «блестящие глаза» и «веселую улыбку» Винстона Черчилля, когда он вошел в этот роковой вечер в ном. 10 на Даунинг стрит.

— Что же, Винстон, — спросила Асквит: — это мир?

— Нет, война, — ответил Черчилль.

В тот же час германские офицеры поздравляли друг друга на Унтер ден Линден в Берлине с «славной возможностью выполнить, наконец, план Шлиффена», и тот же Извольский, предсказывавший всего три дня тому назад, что чрез две, недели все будет в порядке, теперь говорил, с видом триумфатора, покидая министерство иностранных дел в Париже: «Это — моя война».

Вильгельм произносил речи из балкона берлинского замка. Николай II, приблизительно в тех же выражениях, обращался к коленопреклоненной толпе у Зимнего Дворца. Оба они возносили к престолу Всевышнего мольбы о карах на головы зачинщиков войны.

Все были правы. Никто не хотел признать себя виновным. Нельзя было найти ни одного нормального человека в странах, расположенных между Бискайским заливом и Великим океаном.

Когда я возвращался в Россию, мне довелось быть свидетелем самоубийства целого материка."