Mary shelley биография. Мэри и Перси Биши Шелли. Восемь лет, стоившие целой жизни. Совместное творчество. Знакомство с Байроном

Мэри Уолстонкрафт

Семья Мэри Уолстонкрафт была типичной для того времени. Ее отец был строгим главой семейства - сейчас его назвали бы алкоголиком и абьюзером. То получая нежданное наследство, то разбазаривая его, он перевозил семью из дома в дом, каждый раз стараясь поселиться поближе к пабу. Спокойный и даже заботливый в трезвом виде, под градусом он превращался в животное. По ночам он насиловал жену, а однажды спьяну повесил во дворе собаку - Мэри всю жизнь не могла без слез слышать собачий вой. Девочка защищала себя и мать от жестокого отца и не менее жестокого старшего брата, но вместо благодарности получала за это порицание. По иронии судьбы, главные свои качества - напористость, желание во всем идти своей дорогой - Мэри унаследовала именно от жестокого отца, а не от безвольной матери.

С образованием Мэри везло не больше, чем с семьей, - как и всем женщинам в XVIII веке. Старший брат изучал в школе историю, математику и латынь.

Мэри не могла дождаться, когда сможет отправиться в школу, но обнаружила, что образование для девочек ограничено сложением и вышиванием. Лишние знания по понятиям того просвещенного века женщине только вредили.

Друзей в школе завести ей тоже не удавалось: своенравную девчонку изводили и учителя, и одноклассницы. Единственной подругой Мэри стала девица Джейн Арден, дочь ученого-самоучки Джона Ардена. Джон поддерживал интересы дочери и ее подруги, подсовывая им книги и давая поглазеть в телескоп на звездное небо.

Другой подругой Мэри стала Фэнни Блад. Ее отец тоже был пьяницей и игроком, но детей, правда, не бил. Однако и содержать семью он был не в состоянии, потому обеспечивала всех Фэнни, талантливая художница-иллюстратор. Джейн Арден научила Мэри «видеть в неудачах благословение». А Фэнни показала, что женщина может спастись от тирании мужчин - жестоких или, напротив, слабых.

Чем дальше, тем более самостоятельной - по тем временам почти наглой - становилась Мэри. Устав от семьи, она уехала в Лондон, где стала переводчицей и писательницей - не без помощи друга, либерального издателя Джозефа Джонсона.

Карьера писателя для женщины была немыслима, но Мэри писала, что собирается стать «первой из нового рода». Она пробовала перо в художественной литературе, но прославили Мэри дерзкие философские трактаты.

В 1790 году она издала «Защиту прав человека», где нападала на консервативную критику Французской революции. А два года спустя вышел скандальный трактат «Защита прав женщины».

Современники считали «права женщин» такой же абсурдной вещью как «права животных». И даже более абсурдной, потому что первые законы, защищающие лошадей и собак от насилия, появились на двадцать лет раньше актов, защищающих женщин. В конце XVIII века люди устраивали революции, боролись за отмену рабства, бросали вызов религии, но мало кто задумывался о правах женщин.

Уолстонкрафт же как само собой разумеющееся сообщала: женщины должны иметь те же права, что и мужчины; женщины должны получать достойное образование. Тем, кто утверждал, что женщины не могут получать образование, потому что глупы, Уолстонкрафт бросала в лицо: нет, они глупы, потому что вы закрыли им доступ к хорошим школам.

В 1792 году Мэри Уолстонкрафт отправилась в Париж, где только что была свергнута монархия. Там она влюбилась в молодого американского бизнесмена и дипломата Гилберта Имлея. Их связь была недолгой. Мэри, уже опытная писательница, помогла Гилберту с его романом, а через год родила свою первую дочь Фэнни. «Моя маленькая девочка начинает сосать настолько мужественно, что ее отец нахально утверждает, будто она напишет вторую часть „Прав женщины“», - шутила Мэри в письме к другу. Но вскоре отец свернул дела и второпях сбежал в Лондон к какой-то актрисе.

Одинокая женщина с ребенком, рожденным вне брака - незавидная участь. Мэри Уолстонкрафт дважды попыталась покончить с собой - к счастью, безуспешно, и вскоре воспрянула духом. Мэри снова стала писать, вернулась в круг лондонских интеллектуалов, где ее и ждало наконец недолгое счастье.

У Мэри Уолстонкрафт начался бурный роман с Уильямом Годвином, философом и предтечей анархизма. В марте 1797 года выяснилось, что Мэри ждет ребенка, и влюбленные решили пожениться. Годвин в философском трактате «Политическая справедливость» выступал за отмену института брака. «Брак, как мы понимаем, это монополия, и худшая из монополий», - писал он, но в собственной жизни решил сделать исключение. Он не хотел, чтобы его дочь росла незаконнорожденной и подкорректировал свои анархистские взгляды.

Брак, конечно, нужно искоренить, но в наше отсталое время с этим необходимым злом нужно мириться.

Через несколько месяцев дерзкой феминистки и молодой матери не стало.

В 1798 году Годвин издал «Мемуары об авторе „Защиты прав женщины“», где рассказал о Мэри Уолстонкрафт с любовью и шокирующей откровенностью, не умолчав о внебрачных связях жены и ее попытках самоубийства. Окружающие говорили, что Годвин «раздел мертвую жену донага» и обвиняли его в бесчувственности. По злой иронии, мемуары, которые должны были увековечить память о Мэри, стали обвинительным заключением.

До конца века за Уостонкрафт закрепился образ порочной женщины, которая не знала своего места и поплатилась за это. Некоторые, вроде социолога Гарриета Мартино, считали ее не негодяйкой, а «несчастной жертвой страсти». До самого XX века люди отказывались принять ее такой, какой она была: дерзкой, отчаянной, не всегда счастливой, но знающей себе цену женщиной. Но немногих ее путь вдохновлял и поддерживал. Среди них - Элизабет Браунинг, Жорж Санд, Вирджиния Вулф и собственная дочь Мэри Шелли.

Дочери в жизни повезло больше. Она росла без матери, но отец окружил девочку любовью. Он учил ее разбирать буквы, гуляя вокруг маминого надгробия, а складывать их в слова - по маминым книгам. По ночам отец читал ей «Сказки матушки Гусыни» Перро и басни Лафонтена. Часто в гости заходил поэт Сэмюэл Кольридж, который в гостях у Годвинов представал не суровым романтическим поэтом, а выдумщиком и острословом.

Дочери тоже не сиделось на месте: уже в 14 лет отправилась в самостоятельное путешествие в Шотландию. По дороге девушку, мучавшуюся морской болезнью, обокрали, но даже это ее не остановило.

Два года спустя Мэри Годвин встретила Перси Шелли, молодого голубоглазого красавца, повесу и бунтаря. Его исключили из Оксфорда за антирелигиозный памфлет, он мечтал возглавить в Ирландии бунт против короны и сбежал со своей шестнадцатилетней невестой из дома, за что был лишен наследства. Мэри была околдована, и чувство оказалось взаимным. Шелли немедленно бросил свою пассию и снова бежал с шестнадцатилетней невестой - на этот раз в Париж.

В 1816 году Мэри (она уже взяла себе фамилию Шелли), Перси и их новорожденный сын Уильям, названный в честь дедушки, отправились отдохнуть в Женеву в компании лорда Байрона и врача Джона Уильяма Полидори.

Это сырое и холодное лето стало одним из самых важных в истории фантастики. Хмурая погода, чтение немецких рассказов о привидениях и разговоры о гальванических экспериментах Эразма Дарвина вдохновили Мэри на роман «Франкенштейн, или Современный Прометей».

«Я впервые перешагнула из детства в жизнь», - рассказывала Мэри о том лете. Позже Мэри Шелли написала еще несколько новелл, хороших, но гораздо менее успешных. Однако и одного «Франкенштейна» ей хватило, чтобы навсегда войти в историю литературы.

Личная жизнь младшей Мэри была - по всем канонам романтизма - красивой, короткой и трагичной. Ее первая дочь прожила лишь тринадцать дней. Вторая, Клара Эверина, умерла через год. Трехлетний сын Уильям не пережил эпидемии холеры. Из четырех детей выжил лишь один. А муж Перси в мае 1822 года попал в шторм у берегов Италии. От шхуны не осталось и следа. Тело поэта с томиками Софокла в кармане прибило к берегу лишь через несколько дней.

Мэри Шелли пережила своего мужа почти на тридцать лет. Всю жизнь она посвятила литературе и продолжении материнских традиций. Она помогала женщинам, которых отринуло общество. Женщины, страдавшие от несчастливого брака, в XIX веке не могли потребовать развода. Но они могли бежать, и Шелли рисковала своей репутацией, лишь бы обеспечить им защиту. Даже на исходе жизни, умирая от опухоли мозга, она дрожащей рукой писала в Королевский литературный фонд, выбивая пенсию для едва знакомой женщины. Когда фонд отказал, Шелли сама завещала ей 50 фунтов до конца жизни. Быть дочерью феминистки в XIX веке было непросто; жить по ее принципам - еще сложнее. Далеко не всем Мэри Шелли была по душе. Ее оскорбляли в лицо и за глаза, шантажировали, обвиняли в плагиате.

По мнению многих недругов, автором «Франкенштейна» была не Мэри, а Перси Шелли. Главный довод в пользу этой теории - женщина хорошего романа написать не может.

На самом деле параллели в творчестве супругов объясняются до обидного просто: они пользовались одной записной книжкой.

Обвинениями и угрозами проблемы не заканчивались. Свекор грозил оставить внука без наследства, если Мэри Шелли посмеет издать рукописи мужа или воспоминания о нем. Переводы и очерки Мэри Шелли выходили анонимно, а на обложках романов было написано «Автор „Франкенштейна“». Имя Мэри было секретом Полишинеля, но выпустить книгу с женским именем на обложке все еще было неслыханной дерзостью.

И после смерти в заслугах Мэри Шелли отказывали даже доброжелатели.

Автор некролога в The Literary Gazette сообщал, что главная заслуга писательницы - не «Франкенштейн», а то, что она была женой своего мужа и дочерью своего отца. Почти все работы Мэри Шелли со временем были забыты, а окончательно кануть в лету мешала только популярность «Франкенштейна».

Две Мэри, мать и дочь, прожили разные жизни, но во многом они схожи. И дело не только в общем имени, не в том, что у обеих были внебрачные дети, не в том, сколько испытаний им пришлось пережить. Мэри Уолстонкрафт и Мэри Шелли объединяла воля к жизни и желание прожить ее с высоко поднятой головой. Уже одно это было подвигом в век, когда женщина была почти бесправным созданием. Но они вписали свои имена в историю литературы и философии, пошатнув несправедливые устои.

Рецензия на эту книгу у меня получилась очень длинной и неоднозначной, потому вначале приведу краткое содержание. Задумка хорошая, исполнение сильно хромает. Описания плохие, герои картонно-шаблонные, философские идеи не раскрыты, научности у фантастики не получилось. Делать скидку на возраст, пол автора и написание одним днем (что неправда) не имею никакого желания, считаю книгу недоработанной. Она, конечно, далека от вершин литературного позора, но и гениальным произведением признать я ее никак не могу. Все.
Имеющие мужество прочитать длиннющий текст могут переходить к рецензии.

Чуть ли не самое распространенное развенчание книжных мифов, которое мне встречалось, связано с этой книгой. Каждый второй, ощущающий себя причастным к познанию мировой литературы, спешит сообщить, что Франкенштейн – это фамилия создателя чудища, а не сам демон. А уж, что книга о рукотворном демоне, знают уж точно все (кто про нее слышал).

Еще одна деталь, которую любят посмаковать в связке с этой книгой, это что автором является девятнадцатилетняя девочка, и написала она книгу на спор за одну ночь. После этого, как правило, люди испытывают благоговение и восхищение, и книгу возносят до небес. Как всегда в таких случаях и бывает, все так, да не так. Девочке хоть и было девятнадцать, но она уже была надежно замужем, предварительно, кстати, покуролесив и отбив чужого мужа. То есть в отсутствии опыта общения с мужчинами, да и просто с разными людьми, ее заподозрить нельзя. И кстати, поскольку происходила девочка из семьи писателей, про данное ремесло у нее также представление очень даже имелось. А еще – это не первый ее литературный опыт. Ну и про одну ночь тоже враки. Одной ночью они спорили, другой ночью она созерцала кошмары, навеянные, кстати, предварительными разговорами в гостиной (как раз о рукотворной жизни, так что и идею ей подкинули), а уж потоооом она что-то написала.

Как-то обидно, я считаю, когда делают скидку на пол, оценивая результат умственного труда. Скидка на возраст, кстати, тоже часто сомнительна, так как молодой ум жив и пытлив, а дети ну просто по законам эволюции должны быть умнее родителей. И я скидок никаких делать не хочу. А без скидок мне книга показалась крайне слабой.

По пунктам.

1. О замысле.

Что хотела сказать Мэри Шелли? У меня есть три варианта: просто рассказать страшилку (как и было задумано спором), порешать какие-то философские вопросы, написать научно-фантастическое произведение. Я не увидела реализации ни одного из этих замыслов. Для страшилки – не страшно. Вообще, описательная мощь книги слаба, но об этом чуть позже. Для решения, да и даже для обсуждения философских вопросов книга очень поверхностна. Вопросы и не ставятся толком, о чем-то можно догадаться, что-то нафантазировать, но что закладывалось? Уж о развитии этих вопросов, об умственном эксперименте и речи нет. От научной фантастики в книге, простите, нет вообще ничего. Логика, достоверность, детальность, продуманность – все не получилось. Об этом также позже. В сухом остатке по данному пункту – ни для одного из трех замыслов, которые мне удалось заподозрить в этой книге, мне не удалось обнаружить достойной реализации.

2. О реализации, фактуре, героях.

Для донесения до читателя своего замысла автор может пугать, волновать, удивлять красотой, наводить на мысль, да разжевывать эту мысль, в конце концов. И в его распоряжении есть такие инструменты, как сюжет, описания, диалоги и эмоции, характеры героев.

С сюжетом все вполне приемлемо. Даже и свежо, наверное, было. Правда, с Прометеем я решительно не согласна, уж лучше бы была аллюзия на создателей Голема. Хотя бы потому, что у Прометея вышло не то, чтобы плохо. А рукотворен и страшен был как раз тот глиняный товарищ. Но, тем не менее – и сама идея, и сюжет – вполне годятся. Костяк, так сказать, прочен. Вполне возможно, что именно он и родился за ту пресловутую одну ночь под воздействием вдохновения. Но, как гласит избитое изречение, в гениальном творении вдохновения на один процент, а остальные девяносто девять – это упорная работа. И будто бы с упорной работой у милой юной Мэри не сложилось. Потому что все остальные составляющие слабы.

Описания – это страшная посредственность. Они не визуализируются вообще, составлены из совершенно одинаковых предложений и выспренних фраз, да еще и с перекосом: одна и та же лужайка описана кучу раз и многословно, а, скажем, суровое море, в котором мотался Франкенштейн в какой-то момент – кой-как двумя словами. А вот для донесения до читателя эмоций - его ужаса и отчаяния – пригодилось бы как раз второе. Сразу вспомнился многословный Гюго, у которого и почувствуешь, и понюхаешь, и попробуешь и замерзнешь, и захлебнешься там вместе с героем, так, что спасать придется.

Диалоги и эмоции шаблонные. Все говорят абсолютно одинаковыми фразами, никакой личностной окраски. Прочитай случайный диалог – и не угадаешь, кто с кем. Даже демон – и тот был неотличим, скажем, от рамочного героя (автора письма сестре, который повстречал Франкенштейна и записал его историю; кстати, не очень ясно, на кой была нужна эта многослойная рамка). Передача эмоций в этой книге производится как в азбуке: С-страх, Л-любовь. То есть, тупо называли. Причем, вкладывая это еще и в уста героев. Что-то вроде «не было человека несчастнее меня», «никто не испытывал ужас сильнее моего» и прочего. Гм-гм. Топорно, нет?

С героями отдельная песня. Предполагаю, что Мэри решилась писать от лица мужчины, дабы развязать ему руки (что первому, рамочному, что Франкенштейну, хотя про первого, как я уже сказала, вообще не ясно, зачем он). Все же, дамы в ее время были не так вольны в занятиях и произведениях. Но абсолютно однотипные мысли всех героев больше тянут на стенания кузины-жены Франкенштейна. И совсем не похожи на мужчин-путешественников, мужчин-исследователей, да вообще на мужчин. Я просто не могу разглядеть за ними ничего мужского. Люди, конечно, разные (чего в этой книге не видно), но, однако же, мужчины психологически более склонны к деятельности, нежели к эмоциональности. То есть, первой реакцией на гнев скорее будет удар кулаком по столу, а не длинная тирада в ночь. А там все как один выглядели кисейными барышнями, которые даже и корсет сами не затянут, зато, начитавшись романов, театрально возводят очи горе и говорят-говорят-говорят.

Ну и особо хочу проехаться по Франкенштейну. Что там рамочный герой говорит? Никогда он не встречал человека лучше, или что-то в таком духе. Простите? Этот слабохарактерный засранец? Сначала товарищ не включил голову и пошел на поводу у своих амбиций и что-то там понаделал. Вышел демон. Что, кстати, тоже под вопросом, сразу ли вышел демон. Что Франкенштейн делает дальше? Валится в обморок, а затем только и делает, что скулит про раскаяние. То есть, оторвать мягкое место от постели и пойти исправлять нанесенный вред – это нет, так не делают «лучшие люди»? На самом деле, он просто перепугался, как заяц, да и думать забыл про свое создание. Возьмем женщину: родила орущий кабачок, испугалась и выкинула в лес. Нормально? Вот Франкенштейн сделал так. Потом он выясняет, что «кабачок» выжил, стал, почему-то, «плохим» (Задуматься, почему? Да зачем?), и начинает словоохотливо и бездеятельно раскаиваться. В этот момент он прекрасно осознает, что его родственники под ударом. Зато, внезапно через некоторое время, получив прямую угрозу «он об этом не подумал». Нет, серьезно? Может, дело в опии, который он принялся принимать в терапевтических целях? Этот слюнтяй – все еще лучший из людей? А когда всему трындец, он, наконец, подхватывается и начинает за своим созданием бегать с пистолетом. Если уж вся сила интеллекта ушла на «роды», а на понимание и развитие своего создания у Франкенштейна ее не осталось, и раз уж он твердо решил «избавить мир от демона» - начинал бы бегать сразу, геройски спасать мир. Но нет, реально его могло поднять на дело только эгоистичное чувство мести. Очень сомнительный герой. От его самолюбования подташнивает. А стройный хор восхищения Франкенштейном вызывает недоумение: то есть, Мэри искренне считает получившегося у нее персонажа душкой?

По демону проезжаться не буду, потому что попросту не хватает данных. Его «становление» вообще покрыто мраком. С мотивами как-то тоже не ясно, но надо ли говорить, что это существо «возможностями значительно превосходящее человека», крайне противоречиво? Или уж превосходил бы чисто физически тогда (но как он изъясняется, после недолгого времени подслушивания людских разговоров! Как рассуждает о собственной отверженности!), или слепил бы себе подругу сам, раз ему приспичило. Поехали дальше, и так подзадержались.

3. О философских вопросах.

Мне приходили в голову разные мысли во время прочтения, но думаю, что добрая половина вызвала бы сильное удивление у автора (о, я и правда там об этом? Как неожиданно приятно).
На поверхности в пошлой наготе лежит осуждение присвоения человеком божественного промысла. Нет рукотворной жизни, получится демон. Опять, как и с эмоциями. Мысль не раскрывается, она констатируется. Потому что нет никаких внятных объяснений тому, почему, собственно, у Франкенштейна так нехорошо с этим беднягой вышло.

Следующая мысль, которая меня посетила, была о том, что этот демон мог быть символом Инь и Ян. Символом всего хорошего и светлого в человеке остался Франкенштейн (хотя я с этим не могу согласиться), а все темное воплотилось в демона. Ну, тут можно продолжить о том, что если эти два составляющих растащить, получается плохо: темное бузит, светлое страдает. Целостность и гармония – наше все.

Далее тянет порассуждать об ответственности создателя за свое творение. Ответственности родителя за ребенка. Детских комплексах, наконец. У демона, может, травма неприятия, а вы хотите, чтобы он «вырос» благополучным и добрым. Тут я, кстати, демону слега сочувствую. Это как папаша-алкаш, возмущенный тем, что сын уголовником вырос. Его брошенный и покинутый на голодную и холодную смерть сын. Типа – ну да, пил, но не я ж за еду не грабил, потому я хороший, а ты, сына, непонятно, в кого такой плохой. Тут, кстати, есть очень интересная тема на подумать, чисто психологическая. Ведь тема детских травм сейчас очень популярна. И вот сидит дядя лет тридцать, ничего не делает и обвиняет родителей в плохом воспитании. И вроде бы не поспоришь, но и вроде бы дядя уже не мальчик. Где кончается ответственность одно и начинается ответственность другого? С приобретением дееспособности (про совершеннолетие не говорю, демон же полноразмерным «родился»)? Но откуда у него вот так, по щелчку, возьмутся все нужные добродетельному человеку качества, если их в нем никто не развивал? Интересно, но на самом деле в книге об этом ничего нет, это у меня мысли поскакали.

Можно продолжить мыть песок в надежде добыть золото. Например, можно откопать проблему выбора между реальным благополучием близких и мифическим благополучием мира. Или проблему убийства во благо. Или проблему жертв во имя науки и прогресса. Или об отвержении непохожих и гонения за внешность. Если очень постараться, кое-что намыть можно. Но, честно говоря, я считаю, ничего из этого не раскрыто, вряд ли было замыслом автора, и вообще – скорее это, скажем, галлюцинации от упорного рассматривания через лупу произведения, в котором надо отыскать гениальность. У меня в этот момент случилось нормальное такое дежавю тщетных поисков смысла в школьных сочинениях на высосанные из пальца темы. Повторюсь, автор был бы нимало удивлен, узнав, что следующие поколения находят у него в произведениях под угрозой двойки по литературе.

4. И последнее. О научной фантастике.

Ее тут нет. Все, что может быть связано с наукой, оставили за кадром. Франкенштейн что-то абстрактное поизучал – и вуаля. Ни намека о том, что было взято за основу, что натолкнуло на мысль, как это сделать и так далее. Пусть с фантастическими дополнениями, но работа должна была быть как-то описана. Научная фантастика – именно в этом. А возникновение из воздуха волшебного существа – это фэнтези. И то, у хорошего фэнтези должен быть логических хребет. Тут все очень плохо с ним. Развитие демона происходит какими-то скачками, непонятно, как и почему. Не понятны толком его исходные возможности и то, откуда они взялись. Кстати, об исходном. Этот как огромный демон влез в шмотки, что он стащил у Франкенштейна? И зачем он вообще их стащил в первую же ночь, будучи в полной несознанке? Дальше. Пусть он научился говорить, подслушивая, и читать, подсматривая. Ну, гений. Но откуда прекраснодушные рассуждения о добрых намерениях и отверженности? Даже если это все было лукавство (чему противоречит финал), откуда он этих техник понабрался-то? И с этими его злыми кознями тоже неясно. Прямо обратка той силы, что вечно хочет зла и совершает благо. А последний гвоздь в крышку гроба научности в книге забили совершенно недостоверные описания арктического морского путешествия. Они, правда, в начале книги, но все равно представляются мне вишенкой на торте под названием «Не знаешь - не пиши». Они вообще там были лишними! Эта рамка с путешественником-любителем эпистолярного жанра была абсолютно ни к чему. А в ней еще и ошибок понаделали. Представления у девушки об этом как о морской прогулке в некомфортную погоду, в самом деле…

В общем, все. За идею и относительную новизну жанра и темы пусть будет шесть баллов. А повод поразмыслить на всякие сложные и философские темы можно при желании и в бульварной газете найти. Нет глубины у этой книги, нету.

Мэри Шелли была дочерью философа и писателя Уильяма Годвина и Мэри Уолстонкрафт – романистки, страстной защитницы женских прав.

С писателем и философом Годвином поборница женского равноправия впервые встретилась еще в молодости. Знакомство продолжилось годы спустя. Годвин давно разменял пятый десяток, Мэри Уолстонкрафт приближалась к своему сорокалетию, когда они решили зажить по-семейному. Правда, в соответствии со своими взглядами на независимость, поселились в разных домах, что давало приятную возможность обмениваться письмами по поводу и без, ходить друг к другу на свидания.

Мэри Уолстонкрафт

Но эта своеобразная идиллия длилась недолго: 30 августа 1797 года Мэри родила дочь, а 10 сентября из-за общего заражения крови умерла. Новорожденная Мэри, как, впрочем, и двухлетняя Фанни – дочь покойной от ее предыдущей связи, так никогда и не узнали материнской ласки и любви. Понимая, что одному с воспитанием таких малюток не справиться, Годвин вскоре женился на своей соседке миссис Клермон, вдове средних лет с двумя маленькими детьми, которая уже в законном браке подарила мужу сына.

Клер Клермон, сводная сестра Мэри

Ради заработка Годвину пришлось взяться за составление и издание, под чужим именем, школьных пособий и книг для детского чтения. В его доме царила нужда и, как вспоминала впоследствии Мэри, было принято не говорить о еде. Мачеха с трудом управлялась с хозяйством и большой беспокойной семьей. Родная дочь миссис Годвин, Клер, ровесница Мэри, – одаренная, но взбалмошная девушка, мечтала о сцене. А замкнутая, тихая Фанни покончила с собой в двадцать два года, чтобы никому не быть в тягость, как написала она в своей предсмертной записке.

Уильям Годвин

Вокруг занимавшегося издательской деятельностью Годвина всегда роился кружок людей литературно-поэтического склада. В основном это были его ровесники, поэтому понятно, какое впечатление произвел на юную Мэри молодой, изящный и красивый Перси Биши Шелли – яркий полемист и блестящий рассказчик. Вполне естественно, что она влюбилась, хотя в их дом поэт приходил, как правило, с женой. Впрочем, еще до первой встречи с Мэри его семейная лодка дала значительную течь…

Шестнадцатилетняя Мэри – бледная и хрупкая, тоненькая блондинка с пристальным взглядом темных глаз, встречалась с возлюбленным у могилы матери (сочинения Мэри Уолстонкрафт, ее портрет и последнее пристанище на кладбище церкви св. Панкратия были для Мэри святынями).

Как и полагается по правилам романтического жанра, влюбленные решили бежать. Стать законной супругой возлюбленного Мэри не могла, так как Перси уже был женат. В свое время хорошенькая дочь трактирщика, подружившаяся с его младшими сестрами, шестнадцатилетней убежала с ним из дома и стала его женой… Теперь настала очередь Мэри Годвин покинуть родительский дом ради прекрасного Перси. За ней увязалась сводная сестра Клер – особа истеричная, склонная к авантюрам и всяческого рода рискованным предприятиям.

Навязчивое общество Клер доставляло молодой паре немало неудобств. Во время путешествия влюбленные практически не имели возможности побыть наедине. И лишь очень редко в их общем дневнике можно отыскать такие умиротворенные строки: «Мэри и Шелли три часа гуляли вдвоем».

Мэри и Шелли могли до утра беседовать у камина о чем-нибудь таинственном и потустороннем. Устав слушать «страшное», Клер уходила к себе, но одна долго находиться не могла, снова возвращалась, начинала приставать к Шелли с дурацкими вопросами. И обычно все завершалось истерическим припадком с катанием по полу. Волей-неволей приходилось переключаться на несчастную родственницу и «нянчиться» с ней оставшуюся часть ночи.

В дни памятного путешествия Мэри принялась писать повесть под красноречивым названием «Ненависть», которая, правда, осталась неоконченной, но, как отмечается в дневнике, «доставила Шелли живейшее удовольствие».

На долю юной Мэри выпали немалые потрясения. Побег с женатым мужчиной, да еще вместе с сестрой, не остался без внимания злоречивого общества. Поговаривали даже, что обнищавший отец просто-напросто… продал девушек развратному поэту.

Уильям Годвин

Законную свою жену, Гарриет, которая к тому же ждала второго ребенка, Шелли просил поселиться рядом с ним и «дружить»: сообща читать философов, растить детей… Говорят, Мэри поддерживала эту идею. «Человек, которого я когда-то любила, умер. А это – вампир!» – признавалась Гарриет подруге.

Высший лондонский свет по-прежнему оставался закрытым для Мэри и ее возлюбленного, а кредиторы не оставляли их в покое. В то время как Шелли метался по городу, скрываясь от ареста за долги и стараясь сделать новый заем, беременная Мэри ютилась в жалких меблированных комнатах, обмениваясь с мужем отчаянными записками. Немудрено, что девочка, ее первый ребенок, родилась недоношенной и вскоре умерла…

В декабре 1817 года в лондонском Гайд-парке нашли труп утопившейся Гарриет Шелли. Мэри уже готовилась принять в свой дом ее осиротевших детей, но канцлерский суд отказал Шелли в его ходатайстве, оставив детей у чужих людей. Потрясенный этой несправедливостью и боясь, что у него отнимут и детей, рожденных Мэри, Шелли окончательно переселился с семьей в Италию. Однако здесь один за другим от болезней погибли их дети. Отчаяние Мэри было беспредельным. Спасло ее только рождение четвертого ребенка, сына, Перси Флоренса…

Мэри стала законной женой любимого человека, но жизнь их не сделалась от этого легче. Молодую миссис Шелли тревожила судьба сводной сестры: еще в 1816-м Клер, тщетно добиваясь приема в труппу театра «Друри-Лейн», познакомилась с Байроном, который являлся членом Театрального комитета. Атаковав поэта пылкими письмами, она вскоре стала его любовницей. Их роман продолжался и в Швейцарии, куда Клер приехала вместе с ничего не подозревавшими Шелли и Мэри. По соседству «оказался» лорд Байрон, и вскоре по Лондону прошел слух, что знаменитый создатель «Чайльд-Гарольда» и его приятель Шелли состоят в связи сразу с двумя сестрами Годвин.

Вскоре у Клер родилась девочка от Байрона. Заботы об этом ребенке легли на плечи Мэри. Чтобы уберечь репутацию Клер, рождение Аллегры Байрон окружили тайной. В ожидании помощи от поэта Мэри впоследствии растила девочку вместе со своим маленьким сыном.

Связь Байрона с Клер имела весьма трагическое завершение – впрочем, как и все, чего он касался в своей жизни. Самонадеянно решив, что сам воспитает ребенка, он забрал девочку у матери и заботливой четы Шелли и поместил ее в холодный, суровый монастырь. Прелестная девочка, к которой Шелли и Мэри привязались как к родной, стала предметом ожесточенных раздоров между Байроном и Клер. Мольбы матери, обращенные к поэту, остались без ответа и не вызвали ничего, кроме презрения, к этой «падшей женщине», родившей дитя без брака. Бедная малютка умерла пятилетней.

Именно в «байроновский» период в голове Мэри возник замысел «Франкенштейна». «Надо ли удивляться тому, что, работая над «Франкенштейном», Мэри Шелли в свои девятнадцать лет уже могла найти в собственном жизненном опыте достаточно красок для изображения тоски, ужаса, отчаяния и скорби, образующих мрачный психологический колорит этой романтической повести?» – подчеркивают литературоведы.

Вся компания была вынуждена сидеть дома – шел дождь, лодочные прогулки по живописному озеру пришлось отложить. Заскучавший лорд Байрон предложил друзьям развлечься: пусть каждый сочинит страшную историю, а потом расскажет ее окружающим.

Лорд Байрон

Однажды Мэри услышала, как ее возлюбленный обсуждает с Байроном исследования доктора Дарвина – прадеда великого ученого. Этот врач якобы проводил эксперименты по созданию искусственной жизни. Ночью молодой женщине приснился жуткий сон – оживленный с помощью науки труп. Тема для страшного рассказа была найдена…

Так появился на свет роман «Франкенштейн, или Современный Прометей» – самое известное ее произведение. Имя главного героя в романе принадлежит вовсе не страшилищу, которого оживил человек, а ученому, создавшему фантастического монстра – символ зла и разрушения. Чудовище преследует своего создателя и постепенно истребляет его семью, преисполнившись мстительным чувством за то, что, вдохнув в него жизнь, его не наделили человеческой душой…

Мэри отдавала дань сочинительству уже давно.

«Я марала бумагу еще в детские годы, – признавалась она, – и любимым моим развлечением было «писать разные истории»… Мой муж с самого начала очень желал, чтобы я оказалась достойной дочерью своих родителей и вписала свое имя на страницы литературной славы. Он постоянно побуждал меня искать литературной известности… Переезды и семейные заботы заполняли все мое время; литературные занятия сводились для меня к чтению и к драгоценному для меня общению с его несравненно более развитым умом».

Сам Шелли признавался: «Как глубоко я ощущал собственную незначительность, с какой готовностью признал, что уступаю ей в оригинальности, в подлинном благородстве и величии ума».

В ту пору, когда книга «Франкенштейн, или Современный Прометей» увидела свет, Мэри едва исполнилось двадцать. («Считаю, что это удивительное произведение для девочки девятнадцати лет», – высказал свое мнение Байрон.)

Летом 1822 года судьба нанесла Мэри свой самый жестокий удар. Яхта, в которой Шелли с двумя спутниками возвращался домой из Ливорно, была застигнута внезапным шквалом; тела погибших нашли лишь через несколько дней… Тело Шелли было сожжено на костре на берегу моря в присутствии Байрона и нескольких друзей. Останки поэта захоронены в Риме.

«Восемь лет, которые я провела с ним, – писала Мэри через месяц после смерти мужа, – значили больше, чем обычный полный срок человеческого существования».

Все ее заботы были отданы теперь сыну, маленькому Перси Флоренсу. Начались многолетние конфликты с сэром Тимоти Шелли. Суровый отец поэта, назначивший внуку скудное содержание, запретил безутешной Мэри что-либо писать о муже, издавать его рукописи и вообще пользоваться его именем. В противном случае грозился отнять сына – единственное, что у нее осталось… Когда писательница рискнула нарушить этот запрет, опубликовав «Посмертные стихотворения» мужа, сэр Тимоти немедленно прекратил выплату денег на содержание внука; большую часть тиража пришлось изъять из продажи.

Отчаявшаяся Мэри искала средства к существованию. «Пока все обстоятельства не разъяснятся, я буду вашим банкиром», – заверил ее Байрон, всегда великодушный в своих намерениях, но не в поступках. Сей благой порыв, как и следовало ожидать, разделил судьбу многих ему подобных.

Чтобы дать сыну достойное образование, Мэри Шелли неустанно зарабатывала на жизнь литературным трудом: занималась редактурой, компилировала биографические очерки об иностранных писателях, переводила, рецензировала, чаще всего анонимно. На титульных листах ее романов значилось вместо фамилии: «Автор «Франкенштейна».

Theodore Von Holst

Маленький Перси рос пассивным ребенком, никак не выказывая отцовской «гениальности», на проявление которой надеялась Мэри. После завершения учебы он ринулся было в политику, но скоро понял, что дело это не его. В 1844 году скончался сэр Тимоти, и семья Мэри освободилась от гнета денежных забот. Двадцатипятилетний Перси, женившись на молодой вдове Джейн Сент-Джон, решил заняться обустройством доставшихся в наследство разоренных имений. У Мэри с невесткой сложились просто идеальные отношения. Они всюду ездили втроем. И лишь внезапно сваливавшаяся как гром среди ясного неба сестрица Клер вносила уже чуть подзабытый хаос и сумятицу в их размеренную жизнь. После очередного, особенно щедрого на истерические выходки визита ее попросили больше не трудиться приезжать. «Она с двухлетнего возраста отравляет мое существование», – доверительно признавалась Мэри своей невестке.

Разбитая параличом, Мэри Шелли ушла из жизни на пятьдесят четвертом году. В последний период она готовила к печати биографию мужа и его произведения, просто наслаждалась уютным спокойным существованием рядом с сыном и невесткой, которые преданно за ней ухаживали и были рядом до конца.

Engraving by George Stodart after a monument of Mary and Percy Shelley by Henry Weekes (1853)

История «автоматического человека» Франкенштейна, обладающего огромной и вместе с тем слепой разрушительной силой, стала особенно популярной в XX веке – веке технических и прочих революций. На волнующую человечество тему появились десятки художественных и мультипликационных фильмов, спектаклей, рок-опер. Смельчаки от литературы ринулись «дописывать» продолжение знаменитого романа. Но гениальность леди, создавшей монстра, так и осталась для них непокоренной высотой…

Текст Е.Н.Обойминой и О.В.Татьковой

Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости , не могут оставлять комментарии к данной публикации.

Мэри Шелли родилась 30 августа 1797 года в Лондоне в семье известной феминистки, преподавательницы и писательницы Мэри Уолстонкрафт и не менее известного философа и журналиста Уильяма Годвина, придерживавшегося либеральных, анархистских и атеистических взглядов. Её мать умерла вскоре после родов, и отец, вынужденный опекать Мэри и её единоутробную сестру Фэнни Имлей, вскоре женился снова. Под его руководством Мэри получила великолепное образование, что было редкостью для девушек того времени.

Она встретила Перси Шелли, такого же вольнодумца и радикала, как и её отец, когда Перси и его первая жена Гарриет посетили дом Годвинов в Лондоне. Летом 1814 он и Мэри, которой тогда было только 16, полюбили друг друга. Они сбежали во Францию вместе со сводной сестрой Мэри, Клэр Клэрмонт. Это был второй побег поэта, так как он уже сбегал вместе с Гарриет тремя годами раньше. Возвратившись несколько недель спустя, молодая пара была поражена тем, что Годвин не захотел их видеть.

Утешением для Мэри стали её работы и Перси, который стал, несмотря на разочарование и трагедию, любовью всей её жизни. Перси так же был более чем удовлетворён своей спутницей в первые годы. Он радовался тому, что Мэри могла «чувствовать поэзию и понимать философию». Мэри поняла, что верность Перси идеалам свободной любви всегда будет конфликтовать с его внутренним стремлением к «настоящей любви», о которой он писал во многих своих стихах.

В январе 1816 у них родился сын Вильям; его назвали в честь отца Мэри. 30 декабря 1816 , вскоре после смерти первой жены Перси, он и Мэри венчались. В сентябре 1817 родилась дочь Клара, умершая через год. В июне 1818 скончался Вильям, а 12 ноября родился сын Флоренс. Перси утонул в июле 1822 , возвращаясь из Ливорно домой на шхуне «Ариэль».

Основные произведения:

История шестинедельного путешествия / History of Six Weeks" Tour through a Part of France, Switzerland, Germany, and Holland, with Letters Descriptive of a Sail round the Lake of Geneva, and of the Glaciers of Chamouni (1817 )
Франкенштейн, или Современный Прометей / Frankenstein; or, The Modern Prometheus (1818 )
Матильда / Mathilda (1819 )
Вальперга, или Жизнь и приключения Каструччо, князя Лукки / Valperga; or, The Life and Adventures of Castruccio, Prince of Lucca (1823 )
Последний человек / The Last Man (1826 )
Судьба Перкина Уорбека / The Fortunes of Perkin Warbeck (1830 )
Лодор / Lodore (1835 )
Фолкнер / Falkner (1837 )

Ключевые слова: Мэри Шелли,Mary Shelley,биография Мэри Шелли,скачать подробную биографию,скачать бесплатно,английская литература 19 в.,жизнь и творчество Мэри Шелли

В 19 веке считалось, что удел женщин-писательниц (если уж они осмелились ступить на эту тропу) - рассуждать о неразделенной любви к красавцу-графу или о предстоящем бале. А вот Мэри Шелли, автор романа «Франкенштейн, или Современный Прометей», отказывалась соответствовать представлениям мужчин о том, какое место должна занимать девушка, как ей положено проводить досуг и кого она должна любить. Первая женщина в истории фантастики создала произведение об одержимом ученом, сотворившем монстра. сайт задумался: что нужно пережить, чтобы написать подобное?

Десятого мая на российские экраны выходит картина «Красавица для чудовища» об удивительной и трагичной судьбе писательницы и поэтессы Мэри Шелли, перу которой принадлежит знаменитый роман «Франкенштейн, или Современный Прометей». Литературные критики двадцать первого века сходятся во мнении, что Мэри и ее мать стали первыми феминистками задолго до появления самого феминистического движения - они отстаивали свои права на творчество и самовыражение. Символично и то, что ленту сняла Хайфа Аль-Мансор - первая женщина-режиссер из Саудовской Аравии. «Мы хотели изобразить сильную женщину, которая готова нарушать общепринятые правила и говорить то, что считает нужным», - поведала Хайфа в интервью The Hollywood Reporter. О трагической, но в то же время интересной жизни Мэри Шелли мы расскажем в этом материале.

Детство

Мэри Шелли родилась в Лондоне тридцатого августа 1797 года в чрезвычайно продвинутой по меркам восемнадцатого века семье. Мама девочки Мэри Уолстонкрафт была одной из первых суфражисток - представительниц прекрасного пола, которые боролись за равные с мужчинами права. И хотя само суфражистское движение зародилось лишь в середине девятнадцатого века, Мэри уже тогда написала не одно эссе об эмансипации женщин. К слову, она вышла замуж за отца Мэри, имея на руках внебрачную дочь Фэнни - вопиющий факт по меркам пуританской Англии. Ее возлюбленного Уильяма Годвина сей факт волновал мало: он был одним из первых сторонников анархизма и проповедовал свободу нравов.

Уолстонкрафт скончалась от заражения крови спустя одиннадцать дней после того, как родила вторую дочь. Врач, принимавший роды, не вымыл предварительно руки. Несмотря на то, что Мэри не знала свою мать, ее смерть повлияла на всю ее последующую жизнь. Портрет мамы, от которой она унаследовала либеральные взгляды, всегда стоял на ее столе.

Уильям Годвин, оставшийся с двумя дочерями на руках, предпочел немедленно жениться. Его второй супругой стала вдова с детьми Мэри Джейн Клермонт, которая была далеко не так образованна, как ее предшественница. От первого брака у новой миссис Годвин была дочь Клэр, которая стала близкой подругой будущего автора «Франкенштейна».

С ранних лет Мэри стремилась к знаниям. В детстве она познакомилась с английскими поэтами Уильямом Водсвортом и Сэмюэлом Тейлором Кольриджем, которые были частыми гостями ее отца. Они во многом определили ее любовь к литературе. Мистер Годвин дал дочери блестящее образование, что было редкостью для того времени. «У нее смелый, порой даже деспотичный деятельный ум. Ей свойственна большая жажда знаний, и проявляемое ею во всем, за что она принимается, упорство поистине неодолимо. Я нахожу, что в ней нисколько нет того, что повсеместно называют пороками, и что она одарена значительным талантом», - отзывался о Мэри в письме к одному из своих друзей мистер Годвин. Девочка и правда была очень одаренной. Свой досуг она проводила за книгами, написала несколько историй, а первое стихотворение будущей поэтессы было опубликовано в местной газете в 1807 году.

Меж тем атмосфера в доме царила весьма напряженная: новая жена Уильяма недолюбливала падчериц и совсем ими не занималась. Девочкам приходилось расти в обстановке постоянной напряженности.

Интеллектуальная компаньонка

В возрасте шестнадцати лет Мэри познакомилась с 21-летним поэтом Перси Шелли. Он был классическим «плохим парнем» и поэтому очень нравился девушкам. Перси выгнали из Оксфорда за свободомыслие. Он написал и напечатал брошюру «Необходимость атеизма» и после исключения из университета чувствовал себя поборником правды и свободы.

На момент встречи с Мэри он был уже женат на 19-летней Гарриет Уэстбрук, пансионной подруге его сестер и дочери богатого трактирщика. Шелли мечтал спасти возлюбленную от тирании отца (она жаловалась на его жестокость) и предложил ей сбежать в Эдинбург, чтобы тайно заключить брак. Родители Перси, возмущенные столь невыгодной партией, лишили его наследства.

Это нисколько не расстроило поэта: он еще больше укрепился в мысли о том, что ему необходимо служить идеям равенства и свободы.

Сохранились свидетельства кузена Чарльза, которому Шелли признался, что «отдает себя Гарриет не из любви к ней, а из рыцарского чувства самоотвержения».

Итак, в мае 1814 года Перси вместе с Гарриет посетили дом Годвинов. Шелли восхищался не только мировоззрением вольнодумца Уильяма, но и красотой и интеллектом его дочери Мэри. Увидев стройную девушку с бледным лицом, он мгновенно потерял голову. Мисс Годвин была не только хороша собой, но еще и на равных поддерживала разговор на любые темы, ведь она перечитала всю библиотеку отца.

Страстный Перси тут же начал ухаживать за Мэри, которую, к слову, не смущало наличие у него жены. Девушка назначала возлюбленному свидания на могиле матери, где они обсуждали труды мыслителей. В какой-то момент Шелли и Годвин надоело таиться, и они решили сбежать. Поэт окончательно разочаровался в браке с Гарриет, которой ничего не было нужно, кроме новых нарядов, и бросил ее. Кроме того, он заподозрил беременную супругу в измене с ирландским офицером, а потому вызвал ее на серьезный разговор и заявил, что не может с ней больше жить.

Нелегкая участь жены поэта

Двадцать восьмого июля 1814 года Перси и Мэри сбегают во Францию, прихватив с собой за компанию Клэр Клермонт. Молодые люди путешествовали по Европе около шести недель. Некоторые специалисты полагают, что у Перси и Клэр была интрижка за спиной будущей поэтессы. Старшая сестра Мэри, 18-летняя Фэнни, осталась в Англии и, по свидетельствам историков, впала в депрессию, потому что тоже влюбилась в рокового Перси. Когда деньги закончились, беглецам пришлось вернуться домой. Там их осудили все, включая Уильяма Годвина, который не позволил Мэри остаться в его доме. Девушка, которая на тот момент была беременна первенцем, переехала к возлюбленному. Тем временем Перси все еще был женат официально.

В феврале 1815 года мисс Годвин родила дочь, умершую через тринадцать дней после появления на свет. Чтобы помочь паре пережить горе, друг Перси Томас Джефферсон Хогг пригласил влюбленных погостить в его имении. Выражаясь современным языком, Томас подверг Мэри сексуальному харассменту, но она была категорически против (подобную попытку он предпринимал и с Гариетт).

А вот Перси, по словам историков, был вроде как и не прочь разделить возлюбленную с приятелем.

В научной работе одного английского специалиста по творчеству Мэри Шелли утверждается, что Хогг на самом деле испытывал отнюдь не дружеские чувства к Шелли и сублимировал свое желание, домогаясь его пассий...

В январе 1816 года у Шелли и Годвин родился сын Уильям. Через несколько месяцев после появления малыша на свет пара отправилась в Женеву в компании Клэр Клермонт. В Швейцарии они встретились с лордом Байроном и его врачом Уильямом Полидори. Именно тогда Мэри попросила всех обращаться к ней как к миссис Шелли. Компания каталась на лодках по Женевскому озеру, занималась творчеством, обсуждала недавно вышедшие произведения.

«Лето было сырым и холодным. Беспрестанный дождь целыми днями не выпускал нас из дома», - написала тогда 18-летняя миссис Шелли в своем дневнике. Будущая поэтесса также описывала их вечерние беседы, например, о философе и изобретателе Эразме Дарвине, который занимался вопросами воздействия электрического тока на мертвый организм. Разряд вызывал сокращение мышц и видимость оживления. Ходили даже слухи, что Дарвин все-таки смог оживить мертвую материю (чем, собственно, и занимался Виктор Франкенштейн в романе Мэри). Кроме того, компания развлекалась чтением немецких мистических рассказов.

Все это натолкнуло Байрона на мысль о том, что хорошо бы устроить соревнование и выяснить, кто из них напишет лучший «сверхъестественный» рассказ.

Судя по дневнику Мэри, идея «Франкенштейна» пришла к ней во сне: «Мне привиделся бледный ученый, последователь оккультных наук, склонившийся над существом, которое он собирал воедино. Я увидела омерзительного фантома в человеческом обличии, а потом, после включения некоего мощного двигателя, в нем проявились признаки жизни. Это было ужасающее зрелище, и в высшей степени ужасающими будут последствия любых попыток человека обмануть совершенный механизм Творца». Именно тогда, в Женеве, она и начала писать - вопреки мнению Байрона о том, что «женщина слишком глупа, чтобы создавать собственные идеи».

Череда трагедий

«Хиппи романтической эпохи», как прозвали эту компанию современные литературоведы, вернулись в Англию осенью 1816 года. Перси и Мэри встретили печальным известием: сестра писательницы Фанни Годвин, которая так и не вышла из депрессии, покончила с собой. Ей было двадцать два года. Многие исследователи творчества Шелли пришли к выводу, что это случилось из-за неразделенной любви к поэту. В декабре того же года произошла еще одна трагедия: жена Перси Гарриет также покончила жизнь самоубийством. Ее тело нашли в лондонском Гайд-парке. Вскоре после смерти супруги Шелли обвенчался с давней возлюбленной. После этого Мэри помирилась с отцом, с которым не разговаривала несколько лет. В сентябре 1817 года у пары родилась дочь Клара.

Все это время писательница продолжала делать наброски. Сперва миссис Шелли хотела написать новеллу, но под влиянием мужа отказалась от этого замысла и решила написать роман об одержимом ученом, который мечтал создать совершенное существо. Вместо этого получилось чудовище, способное лишь мстить и убивать. Писательница закончила произведение весной 1817 года, а в январе 1818-го оно было опубликовано с предисловием Перси Шелли. Правда, Мэри не стала подписываться своим именем и предпочла остаться инкогнито.

Общественность посчитала, что роман написал Перси, и его супруге пришлось бороться за авторские права, доказывая всем, что книга вышла из-под ее пера.
Впрочем, современники Мэри не оценили книгу - уж слишком жестоким был сюжет. Общественность была шокирована еще больше после того, как узнала, что произведение написала женщина. При жизни автора роман выдержал два переиздания. Во втором из них миссис Шелли внесла правки, чтобы книга соответствовала «консервативным идеалам» того времени.

В 1818 году Мэри и Перси вместе с малышами Уильямом и Кларой решили перебраться в Италию, где жили возле Специи. Там они писали, осматривали достопримечательности и вообще приятно проводили время. Однако череда драм положила конец счастливой жизни. Клара умерла, когда ей был всего год. За этим последовали многочисленные измены Шелли, о которых его супруга прекрасно знала. К тому же, у него родилась внебрачная дочь от некой итальянки. В июне 1819 года скончался Уильям - он не перенес эпидемии холеры. Через несколько месяцев родился четвертый ребенок Перси и Мэри - мальчик Перси Флоренс. Несмотря на все невзгоды, время, проведенное в Италии, стало самым плодотворным в творчестве поэтов.

После «Франкенштейна»

В 1822 году семья переехала в деревню Сан-Теренцо, где соседствовала с другом Перси Эдвардом Уильямсом и его женой Джейн. На тот момент поэту наскучила жизнь с беременной пятым ребенком Мэри. Он начал напропалую флиртовать с супругой приятеля и даже посвятил ей несколько стихотворений. Из-за стресса, вызванного поведением мужа, у миссис Шелли случился выкидыш, в результате которого она едва не умерла.

Личная жизнь Мэри по всем канонам романтизма была красивой, короткой и трагичной. Она стала вдовой всего в двадцать четыре года. Перси, возвращавшийся на шхуне домой из Ливорно, попал в шторм и утонул. Его тело было выброшено на берег лишь спустя десять дней. Его опознали по высокой стройной фигуре, томику Софокла и поэме Китса, найденных в его карманах. Горю Мэри не было предела. Казалось, что монстр из ее романа стал реальным и преследовал ее, отнимая самых близких людей.

Тело ее супруга было сожжено, а его обугленное сердце вдова забрала себе, зашила в ладанку и носила на груди до самой смерти.

«Восемь лет, которые я провела с ним, - писала Мэри через месяц после смерти мужа, - значили больше, чем обычный полный срок человеческого существования».

Свою дальнейшую жизнь Мэри посвятила заботе о единственном сыне Перси Флоренс и сохранению литературного наследия покойного мужа: она собрала и издала сборник его поэзии, а также написала его биографию. Она не забывала заниматься творчеством, создав еще шесть произведений, включая «Вальпергу» и «Последнего человека». Кроме того, Шелли написала ряд эссе о женщинах-литераторах, в которых заявляла, что «воображение не имеет пола». Она занималась редактурой, писала биографические очерки об иностранных писателях, переводила, рецензировала. Мэри Шелли умерла первого февраля 1851 года в возрасте пятидесяти трех лет от опухоли мозга.

К сожалению, почти все работы писательницы со временем были забыты, но окончательно кануть в лету мешала только неослабевающая популярность «Франкенштейна». А мы приходим к выводу, что ее биография была настолько же трагичной и порой фантастической, насколько и сюжет произведения, которое навсегда ее прославило.