Поминальник Е. К. Брусиловой. Ни красный, ни белый

И. И. Тржемесский Экспедиция на «Эклипсе» для поисков экспедиций лейтенанта Брусилова и геолога Русанова Предварительный отчет Титульный лист отчета И. И. Тржемесского об экспедиции на «Эклипсе», изданного отдельным оттиском. 1916 г.Экспедиция была снаряжена Главным

В гостиной: Екатерина Константиновна – мать Георгия. Брусилова Ксения – сестра Брусилова, Сергей - брат Георгия.

В семейном кругу обсуждается предстоящая экспедиция.

Екатерина Константиновна тревожится за сына.

Георгий успокаивает мать, говорит, что все приготовления практически завершены, шхуна и экипаж готовы, все уверены в удачном исходе экспедиции и полны оптимизма. Запасов продовольствия - на 1.5 года, до Владивостока рассчитывают дойти всего за несколько месяцев.

Георгий высказывает матери только свои опасения по поводу финансирования плавания:

Я беспокоюсь о финансировании экспедиции. Дядя - Борис Алексеевич Брусилов, выполняющий роль исполнителя воли подлинного держателя контрольного пакета акций всего нашего предприятия – своей супруги, уважаемой Анны Николаевны, согласившейся финансировать экспедицию, выплаты производит с большим запозданием.

14 июля я подписал с ним,как с поверенным лицом Анны Николаевны официальный договор, который ставит меня в довольно жесткие условия.

Зачитаю Вам некоторые положения этого Договора:

"п.2 Настоящим договором я, Г.Л. Брусилов, принимаю на себя нижеследующие обязанности перед А.Н. Брусиловой:

А) при первой возможности переуступить в полную ее собственность означенную шхуну безвозмездно;

Б) заведование промыслом, с полной моею ответственностью перед нею, Брусиловой, и с обязанностью давать ей по ее требованию отчет о ходе предприятия и о приходно-расходных суммах;

В) не предпринимать никаких операций по управлению промыслом и без предварительных смет сих операций, одобренных и подписанных Анною Николаевною Брусиловой, а генеральный баланс представить ей в конце года точный и самый подробный, подтверждаемый книгами и наличными документами...".

Как Вы видите, я должен предоставлять регулярный отчёт обо всех расходных суммах, также обязан не предпринимать никаких операций без предоставления и согласования предварительных смет и несу личную ответственность за сохранность судна и всей добычи.

Мы с Николаем Андреевым развернули большую рекламную компанию об экспедиции, её будущих открытиях и перспективе пушной концессии для России, добились в Министерстве финансов снижения на треть пошлины на купленную шхуну. А пошлина ведь должна была быть очень значительная – 12 тысяч рублей. Но с помощью прессы и сослуживцев отца, к которым я обращался, вопрос нами улажен. Это потребовало времени и, естественно, затянуло сроки нашего выхода.

Но нужды экспедиции дядя согласился оплачивать только по частям при предоставлении сметы всех текущих расходов. А компенсировать затраты надо практически постоянно, и уже сейчас у нас нехватка средств - нанятые на шхуну матросы неделями не получают денег.

Поставщики заламывают огромные цены за снаряжение, продовольствие, видимо, считая, что я могу заплатить втридорога, а у меня ведь денег куры не клюют…

Чтобы как-то выйти из этого положения, я объявил, что первая часть нашей экспедиции носит круизный характер, и пригласил желающих пройтись с нами пассажирами до Архангельска.

Но, к сожалению, на это откликнулась только одна дама, пожелавшая пройтись с нами до Копенгагена.

Ерминию и ее подругу Лену я пригласил в круиз, конечно, бесплатно.

И вот совсем на днях дядя мне объявил, что Анна Николаевна потребовала, чтобы мелкие акционеры, в их числе и Николай Андреев, вышли из дела, оставаясь наемными служащими.

Для меня это большая неожиданность, и я чувствую себя очень неудобно, прежде всего, перед Николаем, так много сделавшим для подготовки экспедиции. Боюсь, он очень болезненно воспримет эту новость, когда я ему ее сообщу.

Мама, я очень Вас прошу поговорить с дядей, чтобы он не задерживал платежи и, когда мы уйдем в море, своевременно выплачивал деньги семьям моих служащих экспедиции и не уморил их с голоду.

Конечно, я очень надеюсь на удачный зверобойный промысел во время экспедиции, последующее развитие нашей концессии и будущий коммерческий успех.

Екатерина Константиновна прослезилась, но взяла себя в руки и твердо пообещала Георгию, что серьезно переговорит с Борисом Алексеевичем и продолжила свое материнское наставление:

Еще тебя прошу, Георгий, характер у тебя мой и тоже довольно тяжелый, вспыльчивый, ты бываешь порой болезненно самолюбив. Жить тебе с незнакомыми людьми предстоит довольно долго, поэтому усмири свою гордыню и старайся ладить с людьми, иначе тебе будет очень трудно.

Затем поднялась, взяла фамильную икону и благословила сына.

В дворянском роду Брусиловых мужчины издавна служили Родине. Не стал исключением и прославленный генерал.

Герб Брусиловых

Генерал Алексей Алексеевич Брусилов (1853–1926) принадлежал к старинному, но не слишком знатному русскому дворянскому роду. Первый исторически достоверный представитель этой фамилии известен нам с конца XV века. Тогда некоему Гриде Степановичу Брусилову было дано поместье в Вотской пятине Новгородской земли.

Генерал от кавалерии Алексей Алексеевич Брусилов (1853–1926)

«Тот, кто болтает вздор»

Гридя – это, надо полагать, уменьшительная форма имени Григорий. Чисто русское происхождение имеет сама фамилия – Брусилов. Очевидна ее связь с глаголом «брусить», означающим, согласно словарю Владимира Даля , в новгородском и московском говорах «нести чепуху, городить нескладицу, бредить, врать», в орловском – «бормотать, говорить косноязычно или невнятно», а в пензенском – даже «пьянствовать до беспамятства». Если род Брусиловых происходил из Новгородской земли, то, скорее всего, в основе фамилии лежало первое значение этого слова: «брусило» – «тот, кто болтает вздор», «пустомеля».

Такое нелестное по смыслу прозвание не должно смущать наших современников: многие русские фамилии образовывались от прозвищ (или имен) столь же негативного характера. В допетровской Руси подобные «отрицательные» прозвания давали детям специально, пытаясь уберечь их от порчи или дурного глаза; при этом сами прозвища, разумеется, могли и не соответствовать действительным особенностям их носителей. По словам австрийского дипломата Августина Мейерберга , побывавшего в России в середине XVII века, «этот подверженный суеверию народ не расстается с ним и в своих именах: <…> многие из москвитян называются не тем именем, какое наречено кому-нибудь из них при крещении, но другим, которое дают им родители, скрывая прежнее из опасения, чтобы после огласки его не употребляли оного во зло колдуньи для какого-либо злого дела к пагубе называемого». То же самое «суеверие» относится и к негативным по смыслу именам-прозвищам. И именно благодаря этой традиции появились такие дворянские фамилии, как Лопухин (от слова «лопуха», то есть «лопоухий»), Лупандин (от «лупанда» – «пучеглазый») и Татищев (и вовсе от «татище», что значит «ворюга»).

Служилый род

К XVII веку род Брусиловых разделился на несколько ветвей, утративших между собой генеалогические связи, которые можно было бы проследить по источникам. Предки Алексея Алексеевича Брусилова принадлежали к ветви, представители которой были помещиками в Стародубском уезде. Некий Петр Клементьевич Брусилов владел там поместьем в 1648 году, а другой Петр Брусилов , родом из Брянска, в том же году был осадным головой в Курске. Как видим, Брусиловы – рядовые уездные дворяне, несшие обычную военную службу. Позднее, уже в конце XVIII века, род предков самого известного русского полководца Первой мировой был внесен в Дворянскую родословную книгу Орловской губернии.

Вице-адмирал Лев Алексеевич Брусилов (1857–1909), брат А.А. Брусилова. Во время Русско-японской войны 1904–1905 годов – капитан 1-го ранга, командир крейсера «Громобой»

При Петре I службу нес прадед Алексея Алексеевича – Иван Иевлевич (Иович) Брусилов . Он был вахмистром (унтер-офицерский чин), затем полковым аудитором (судебная должность в армии), получил капитанское звание, а в отставку вышел секунд-майором (этот чин относился к восьмому классу Табели о рангах). Скромная, но вполне достойная карьера.

Сыновья Ивана Иевлевича продолжили семейную традицию. Петр Иванович дослужился до секунд-майора, а Николай Иванович, окончивший Сухопутный шляхетский корпус, вышел в отставку в 1778 году с тем же чином, что и брат, но в дальнейшем продвинулся на гражданской службе. В ноябре 1802 года он был назначен московским вице-губернатором, в марте 1806-го – полтавским губернатором с пожалованием чина действительного статского советника, а в 1808 году – виленским губернатором.

Столь успешная государственная карьера способствовала возвышению рода Брусиловых. На гражданской службе достиг заметного положения и сын Петра Ивановича – Николай Петрович Брусилов (1782–1849). Восьмилетним мальчиком его отдали в Пажеский корпус, но курса он не окончил и в 1796 году был зачислен поручиком в Московский гренадерский полк, расквартированный в Смоленске.

В 1798 году Николай Брусилов поступил на гражданскую службу, в Экспедицию о государственных доходах; в 1803–1806 годах служил в Главном правлении училищ, а затем после непродолжительной отставки – при статс-секретаре по принятию прошений на Высочайшее имя. По свидетельству одного из современников, Николай Петрович «был чиновником редкой в то время честности и никогда не соблазнялся почти ежедневною возможностью взять крупную взятку».

С 1821 по 1834 год он был вологодским губернатором и вышел в отставку в чине действительного статского советника. Примечательно, впрочем, даже не это его весьма успешное государственное служение, а литературное дарование. По сути, он стал первым из Брусиловых, оставившим заметный след в отечественной истории и культуре.

В начале XIX века Николай Брусилов получил известность как литератор. Он был автором нескольких повестей, написанных в духе модного тогда сентиментализма, критических и публицистических статей, а также переводов. В 1804 году Николай Петрович стал членом Вольного общества любителей словесности, наук и художеств (в Санкт-Петербурге), а в 1805-м издавал «Журнал российской словесности», являвшийся печатным органом этого общества. Позднее он занялся историческими изысканиями, вступил в Общество истории и древностей Российских (действительный член с 1817 года) и опубликовал ряд научных работ, в том числе статью «Догадки о причине нашествия норманнов на славян», которая увидела свет в 1824 году в «Записках и трудах Общества истории и древностей Российских».

Будучи вологодским губернатором, Николай Петрович много времени отдавал изучению этого края и в 1833 году издал статистическое обозрение «Опыт описания Вологодской губернии», содержавшее немало ценных сведений. За этот труд в декабре 1833 года он был избран почетным членом Академии наук.

Отец и мать

Вернемся к рассказу о непосредственных предках знаменитого полководца. Сын Николая Ивановича и отец героя Первой мировой войны, Алексей Николаевич Брусилов (1789–1859), с 1807 года находился на военной службе. Он принял участие в антинаполеоновских походах и Отечественной войне 1812 года, был ранен в Бородинском сражении, прошел путь с русской армией от Москвы до Парижа. Дослужился до подполковника и в 1824 году перешел на службу гражданскую. В 1830–1831 годах был московским вице-губернатором, с 1831 по 1835 год – курским вице-губернатором. В 1839 году Алексей Николаевич вернулся в армию в чине полковника (с назначением по кавалерии), причем отправился на Кавказ, где шла долгая напряженная война с горцами. Он служил в Закавказье, в Грузии, и последние годы жизни провел в Тифлисе. Скончался в чине генерал-лейтенанта.

Женился Алексей Николаевич поздно, в 1852 году, когда ему было уже за 60, – на дочери чиновника, служившего в канцелярии кавказского наместника, Марии-Луизе Нестроенской , полячке по происхождению. Она была младше мужа на 36 лет. От этого брака родилось четверо сыновей, один из которых умер в младенчестве. Первым у этой супружеской четы в 1853 году появился на свет сын, которому дали имя в честь отца, – Алексей Алексеевич Брусилов.

В 1859 году Алексей Николаевич скончался в возрасте 70 лет от крупозного воспаления легких, а через несколько месяцев от туберкулеза умерла и его жена. Мальчиков взяла на воспитание Генриетта Антоновна Гагемейстер , родная сестра их матери и, что особенно важно, их крестная мать. Мужем Генриетты Антоновны был военный инженер полковник Карл Максимович Гагемейстер . Своих детей у них не было. Жили супруги в Кутаиси, где и провел несколько лет будущий полководец. Кстати, очень символично, что крестным отцом Алексея Алексеевича Брусилова был выдающийся государственный и военный деятель князь Александр Иванович Барятинский (1815–1879), прославленный герой Кавказской войны, ее, собственно, и завершивший.

Военно-морские братья

Следует сказать несколько слов и о судьбах родных братьев генерала, также посвятивших свою жизнь военной карьере.

Борис Алексеевич Брусилов (1855–1918) окончил Пажеский корпус, служил в армии, участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов. Отличился он в знаменитой Ахал-Текинской экспедиции 1880–1881 годов, ознаменовавшей присоединение Средней Азии к России. Проявил мужество при взятии крепости Геок-Тепе (ныне город Гёкдепе, Туркмения).

За отличие в боях с текинцами был награжден тремя орденами – Святой Анны III степени с мечами и бантом, Святого Станислава II степени с мечами и Святого Владимира IV степени с мечами и бантом. В 1889 году он вышел в отставку в гражданском чине титулярного советника. С начала XX века жил в имении Глебово (Глебово-Брусилово) Звенигородского уезда Московской губернии. При большевиках был арестован и умер в тюрьме.

Лейтенант флота Георгий Львович Брусилов (1884–1914) – исследователь Арктики, капитан шхуны «Святая Анна»

Лев Алексеевич Брусилов (1857–1909) с 1875 года служил во флоте. Первоначально его служба проходила преимущественно на Черноморском флоте, где он показал себя умелым и расторопным офицером, занимаясь составлением стратегического описания берегов Черного моря. В 1891–1895 годах был адъютантом главного командира Черноморского флота вице-адмирала Николая Васильевича Копытова . В 1899 году стал флаг-капитаном штаба начальника Тихоокеанской эскадры вице-адмирала Якова Аполлоновича Гильтебрандта .

В этой должности он также зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, особенно при решении вопроса об участии эскадры во взятии фортов в китайской гавани Таку во время Китайской кампании 1900 года. В 1903 году Лев Алексеевич возглавил оперативное отделение Главного морского штаба, где разрабатывал план возможных военных действий против Японии на море.

Валериан Иванович Альбанов (1882–1919) – полярный штурман, участник дрейфа на шхуне «Святая Анна»

По его мнению, принимая во внимание превосходство японского флота, необходимо было воздерживаться от столкновений с ним, но в то же время следовало максимально усилить российский флот на Тихом океане, немедленно начав энергичную подготовку к вероятной войне. В ходе Русско-японской войны 1904–1905 годов Лев Алексеевич Брусилов в должности капитана 1-го ранга командовал крейсером «Громобой».

В 1906 году возглавил Морской генеральный штаб и приступил к реализации новой судостроительной программы. Однако расстроенное здоровье вынудило его в 1908 году выйти в отставку в чине вице-адмирала. Женат он был на Екатерине Константиновне Панютиной , происходившей из старинного дворянского рода, представители которого также известны своей службой на флоте.

Обложка книги «На юг, к Земле Франца-Иосифа!». Петроград, 1917. Штурман В.И. Альбанов успел рассказать о своем переходе по льду с несколькими матросами со шхуны «Святая Анна» и о судьбе экспедиции лейтенанта Г.Л. Брусилова

«Два капитана»

Существенный вклад в русскую и мировую географию внес один из сыновей Льва Алексеевича, то есть родной племянник прославленного генерала Первой мировой войны, – лейтенант флота Георгий Львович Брусилов (1884–1914). Он остался в истории как один из самых ярких исследователей Северного Ледовитого океана эпохи «бури и натиска» арктических и антарктических экспедиций мирового значения, имевших место в начале ХХ века.

В 1910–1911 годах Георгий Брусилов участвовал в известной Гидрографической экспедиции в Северном Ледовитом океане, проходившей на ледоколах «Таймыр» и «Вайгач». Именно тогда у него зародилась идея собрать и возглавить собственную экспедицию, которая, повторяя путь шведского мореплавателя Адольфа Норденшёльда , прошла бы из Атлантического океана в Тихий вдоль всего северного побережья Евразии. На частные средства, предоставленные дядей Борисом Алексеевичем, лейтенант Брусилов приобрел в Англии паровую шхуну, которую назвал «Святая Анна».

В июле 1912 года «Святая Анна» вышла из Петербурга и, обогнув Скандинавский полуостров, направилась в Баренцево и далее в Карское море. В начале октября у западного берега полуострова Ямал она оказалась затерта льдами, и вскоре под сильным ветром начался беспрерывный ледовый дрейф экспедиционного судна сначала на север, а с конца 1913 года – на запад. Шхуна была вынесена в Полярный бассейн.

После 542 дней дрейфа, в апреле 1914 года, штурман Валериан Иванович Альбанов и 13 матросов с согласия капитана покинули шхуну, надеясь по льдам добраться до Земли Франца-Иосифа (тогда судно находилось севернее этого архипелага). Пройдя свыше 400 км, отважные участники экспедиции достигли своей цели – островов, но в живых из них на тот момент осталось только двое: сам Альбанов и один из матросов.

СУДЬБА ЭКСПЕДИЦИИ ГЕОРГИЯ БРУСИЛОВА – погибшего в 1914 году во льдах Арктики племянника знаменитого генерала – послужила писателю Вениамину Каверину материалом для романа «Два капитана»

Они были сняты с мыса Флора на острове Нортбрук в августе 1914 года экипажем судна «Святой Фока» знаменитой экспедиции Георгия Седова . «Святая Анна», на борту которой после ухода группы Альбанова оставалось еще 10 человек, включая Георгия Брусилова, продолжила свой дрейф, но, увы, выбраться из ледового плена ей не удалось. Шхуна пропала без вести. Предпринятые в 1914–1915 годах поиски исчезнувшего корабля не дали результатов.

Опубликованные Альбановым некоторые материалы экспедиции Брусилова (штурман предусмотрительно захватил с собой копию вахтенного журнала и другие записи и документы) продемонстрировали ряд ее значительных научных достижений. «Особенно важными оказались производившиеся во время дрейфа «Св. Анны» промеры северной части Карского моря, до того не посещавшейся ни одним судном, – отмечали исследователи. – Благодаря этим данным удалось охарактеризовать подводный рельеф северо-западной, открытой части Карского моря и выявить меридиональную впадину (длиной почти 500 км), позднее получившую название Желоб Св. Анны.

Кроме того… после изучения особенностей дрейфа «Св. Анны» советская экспедиция на ледокольном пароходе «Г. Седов» в 1930 году нашла о. Визе». По документам экспедиции было установлено наличие постоянного течения в Карском море, направленного к северу, и определена его скорость, уточнена граница материковой отмели, а переход Альбанова по льдам позволил доказать отсутствие к северо-западу от Земли Франца-Иосифа мифических земель, ранее обозначавшихся на картах.

Судьба экспедиции Брусилова послужила писателю Вениамину Каверину материалом для его великого романа «Два капитана». В этом произведении, как помнят все его читатели, говорится о капитане Иване Львовиче Татаринове и шхуне «Святая Мария», в названии которой недвусмысленно угадывается название брусиловского корабля.

Дальний родственник Блаватской и Витте

Сам генерал Алексей Алексеевич Брусилов первым браком был женат на Анне Николаевне Гагемейстер (1861–1908), племяннице Карла Максимовича Гагемейстера, в доме которого он воспитывался, когда умерли родители. Овдовев, в 1910 году генерал женился вторично – на Надежде Владимировне Желиховской (1864–1938). Она была дочерью директора Тифлисской классической гимназии Владимира Ивановича Желиховского и Веры Петровны Желиховской (урожденная Ган; 1835–1896), которая приобрела известность как писательница, преимущественно как автор детских книг.

Писательница Вера Петровна Желиховская (1835–1896). Ее повести и рассказы для детей были очень популярны у современников

Литературное творчество в семье Веры Петровны было своего рода традицией: ее мать, Елена Андреевна Ган (урожденная Фадеева; 1814–1842), – прозаик, автор известных повестей; родная сестра, Елена Петровна, в замужестве Блаватская (1831–1891), – литератор, публицист и знаменитая основательница теософского движения. Родственные связи Желиховской интересны также тем, что мать Елены Андреевны Ган происходила из княжеского рода Долгоруковых и по этой линии среди предков жены генерала Брусилова значился видный сподвижник Петра Великого барон Петр Павлович Шафиров . Сестра же Елены Андреевны, Екатерина Андреевна Фадеева (1819–1898), была матерью Сергея Юльевича Витте . Таким образом, Елена Блаватская и Вера Желиховская приходились Витте двоюродными сестрами, а супруга Брусилова, Надежда Владимировна Желиховская, – двоюродной племянницей.

Обложка книги В.П. Желиховской «Розанчик. Волшебная сказка». Петербург, 1889

Единственный сын генерала Брусилова (от первого брака), Алексей Алексеевич Брусилов (1887–1919), погиб во время Гражданской войны. Потомства он не оставил, и на этом род прославленного полководца Первой мировой войны, к сожалению, пресекся.

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

10. Глебово-Толстово, Брусилово тож

Бассейн реки Истры составлен из множества маленьких речек и ручьев, впрочем имеющих свои собственные названия. Речка Маглуша, приток Истрицы, пересекает в своем течении поселок Глебовский, образованный в 1935 году в связи со строительством здесь Глебовской птицефабрики. Это в четырех километрах от железнодорожной станции Холщевики Московско-Рижской железной дороги. Церковь иконы Казанской Божией Матери, построенная в 1859 году по проекту зодчего К. А. Тона, и частично сохранившийся парк говорят о присутствии здесь в прошлые годы старой усадьбы.

О том же свидетельствует обилие возрождающихся каждую весну белых диких маргариток на берегах Маглуши – верный признак старинных усадеб. Маргаритка садовая – пышный цветок с множеством белых лепестков, окружающих золотистую середину. Лишенный ухода цветок с годами мельчает, возвращаясь к своей дикой природе, не теряя, однако, при этом изначальной прелести, и всем своим видом напоминает мне о давней истории, ровным ковром покрывая места старых поместий:

О, речка Маглуша,
Приточек Истрицы!
Пролей мне на душу
Глоточек истины.

Дай маргаритками
Прочесть не скорую,
В живом избытке их,
Твою историю.

Усадьбой Глебово владели яркие личности, оставившие заметный след в русской истории. В первой половине XIX века здешним хозяином был граф Федор Иванович Толстой (Американец) (1782–1846). Родственник графа писатель Лев Толстой отзывался о нем как о «необыкновенном, преступном и привлекательном человеке», а сын Толстого Сергей Львович даже написал о Толстом-Американце отдельную книгу. Род свой граф вел от Петра Андреевича Толстого (1645–1729), начальника Тайной канцелярии при Петре I. Отец Толстого-Американца – генерал-майор Иван Андреевич (1747 – после 1811). Мать Анна Федоровна (1761–1834), урожденная Майкова. Из этого же рода вышел русский поэт Аполлон Майков. Это о графе Ф. И. Толстом рассказывает А. С. Грибоедов в «Горе от ума»:

Ночной разбойник, дуэлист,
В Камчатку сослан был, вернулся алеутом,
И крепко на руку нечист;
Да умный человек не может быть не плутом…

В 1803 году в Москве, на реке Яузе, немец Гарнер организовал аттракцион: желающие получали возможность прокатиться на воздушном шаре. Ф. И. Толстой не мог пройти мимо столь опасного предприятия и первым забрался в корзину. Во время полета шар зацепился за колокольню. Толстой хладнокровно выбрался сам и ушел домой, а немец просидел, дрожа от страха, несколько часов в ожидании пожарных. Последовала жалоба со стороны немца полковнику Дризену, которому по службе подчинялся Ф. И. Толстой. Полковник распек графа перед строем, за что был тут же вызван Толстым на дуэль. Дризен получил тяжелое ранение, а Толстого разжаловали, но тогда он немедленно записался юнгой на корабль.

Федор Иванович Толстой в преклонных годах. 1846 г. Художник Ф. Рейхель

Это была кругосветная экспедиция адмирала И. Ф. Крузенштерна, предпринятая в августе 1803 года. На корабле буйный характер Ф. И. Толстого проявился в полной мере. Так, он напоил допьяна корабельного священника, и, когда тот уснул на палубе, приклеил его бороду и вдобавок припечатал ее сургучом и печатью, украденной у Крузенштерна. В наказание начальник экспедиции высадил Толстого на остров Ситха, что недалеко от канадского берега, восточнее Алеутских островов. Здесь граф прожил в одиночестве довольно долго, пока его не подобрало какое-то судно и доставило на Камчатку.

Отсюда в начале 1805 года Толстой через всю Сибирь дошел до Петербурга. Выказал безумную храбрость в русско-шведской войне 1808–1809 годов. При нашествии Наполеона на Отечественной войне вернул себе чин и ордена, получил Георгиевский крест, при Бородине был тяжело ранен в ногу. После войны вышел в отставку полковником и жил в Москве в Староконюшенном переулке, а лето проводил в своей подмосковной усадьбе Глебово. Похоронен Ф. И. Толстой на Ваганьковском кладбище в Москве. После Толстого Глебово перешло к его жене Авдотье Максимовне, урожденной Тугаевой. Цыганка-певица сделалась женою графа после того, как выручила Толстого из огромного карточного долга, дав мужу необходимую сумму. Граф, уже помышлявший о самоубийстве, спросил тогда: «Откуда у тебя такие большие деньги?» – «Ты же сам мне их давал, а я ничего не тратила, а откладывала…»

Близкий знакомый Пушкина, поэт князь П. А. Вяземский в письме своем к А. И. Тургеневу нарисовал в стихах следующий портрет Ф. И. Толстого:

Американец и цыган,
На свете нравственном загадка,
Которого, как лихорадка,
Мятежных склонностей дурман
Или страстей кипящих схватка
Всегда из края мечет в край…

Юный Александр Пушкин еще до высылки своей из Петербурга в 1820 году был с Толстым в самых приятельских отношениях. В одном из своих писем к драматургу Шаховскому Толстой сообщил сплетню, что Пушкина будто бы высекли за его вольные стихи в Тайной канцелярии. Когда сплетня эта дошла до Пушкина, он решил, что, как только вернется в Москву, вызовет Толстого на дуэль. И все шесть лет своей ссылки постоянно упражнялся в стрельбе из пистолета, чтобы достойно встретить у барьера своего грозного соперника. И достиг в этом деле такого совершенства, что с десяти шагов рисовал пулями на листе жести женскую головку. Память об этом отразилась в повести А. С. Пушкина «Выстрел».

В 1826 году Пушкин вернулся в Москву и первым делом вызвал на дуэль Толстого. К счастью, графа в это время в Москве не оказалось, а затем приятелям удалось их помирить, так что Пушкин через Толстого впоследствии сватался к Н. Н. Гончаровой.

Убитых им на дуэлях Толстой насчитывал 11 человек. Имена их граф записывал в особый синодик. И умерло у него 11 детей.

По мере того как умирали дети, он вычеркивал из своего синодика по одному имени и ставил сбоку слово «квит». Биограф Толстого пишет: «Когда же у него умер одиннадцатый ребенок, он вычеркнул последнее имя убитого и сказал: «Ну, слава Богу, хоть мой курчавый цыганеночек будет жив».

Этот «цыганеночек», Прасковья, действительно осталась жива. Рассказывали, что умер он во время молитвы, простершись перед образами». Эта самая дочь графа Прасковья Федоровна Толстая вышла замуж за Василия Степановича Перфильева, исполнявшего в 1870–1880 годах должность московского гражданского губернатора.

Новые времена – новые хозяева в Глебове, которое стало именоваться Глебово-Толстово. В 1890 году хозяином здесь значится помещик П. М. Зернов, а у него именье покупает окончивший Пажеский корпус офицер 16-го драгунского полка, а затем действительный статский советник Борис Алексеевич Брусилов (1855–1918). До сих пор возле станции Холщевики существует аллея, посаженная Б. А. Брусиловым. Он был женат на баронессе Нине Николаевне Рено. Так на берега подмосковной речки Маглуши пришли представители Брусиловых – славной военной фамилии России. А самое село в официальных бумагах стало значиться как Глебово-Толстово, Брусилово тож.

Брусиловы – потомственные дворяне Орловской губернии. Отец Б. А. Брусилова генерал-лейтенант Алексей Николаевич Брусилов (1789–1859) служил в Тифлисе, где у него родился старший сын Алексей Алексеевич Брусилов (1853–1926). Наместником Кавказа в то время был генерал-фельдмаршал князь Александр Иванович Барятинский, пленивший грозного Шамиля и победоносно окончивший Кавказскую войну. Именно он стал крестным отцом А. А. Брусилова. В чине генерал-адъютанта этот представитель рода Брусиловых участвовал в Русско-турецкой войне.

Подлинную славу ему принес вошедший в историю Первой мировой войны Брусиловский прорыв. Это был выдающийся полководец, который задумал и блестяще осуществил прорыв фронта австро-германских войск в 1916 году. Тактика А. А. Брусилова всегда отличалась высокой активностью. Русские войска прорвали фронт врага на протяжении 350 километров и на глубину до 120 километров. Брусиловский прорыв отразился на всем ходе войны, а генерал А. А. Брусилов принял командование фронтом. С 1920 года он служил в Центральном аппарате Народного комиссариата по военным делам, преподавал в военных академиях и оставил ценные мемуары.

Младший из братьев Брусиловых – вице-адмирал Лев Алексеевич (1857–1909) – участвовал в Русско-японской войне и занимал пост первого начальника Морского генерального штаба России. Из имения Глебово в 1912 году начала свой путь к Северному полюсу экспедиция его сына Георгия Львовича Брусилова (1884–1914), исследователя Арктики и лейтенанта российского флота. Отважный лейтенант в 1912–1914 годах руководил экспедицией на шхуне «Святая Анна».

Цель экспедиции – пройти по Северному морскому пути из Атлантического в Тихий океан. У берегов полуострова Ямал шхуна была затерта льдами и совершала свой героический дрейф. В живых тогда остались только два человека, спасенные посланной на выручку экспедицией Георгия Седова. Георгий Львович Брусилов стал прототипом героя знаменитого романа Вениамина Каверина «Два капитана». Перед началом экспедиции на шхуне «Святая Анна» перед фасадом дома Брусиловых в Глебове была сделана фотография всей семьи.

Имение Брусиловых в Глебове уничтожил пожар 1950-х годов. Я впервые посетил Глебово-Брусилово в 1985 году. Запомнилась Казанская церковь с мраморной плитой и надписью о том, что строилась церковь в течение одиннадцати лет. Храм украшают готические решетки, древнерусский шатер и четыре купола по краям. Запомнилась мне также беседа со старожилом села Глебова Иваном Игнатьевичем Колесниковым, отец которого был извозчиком у барина Б. А. Брусилова.

Иван Игнатьевич поведал мне о том, как отливали церковные колокола в деревне Высоково, а затем катили их по специально устроенному настилу две версты от Высокова до Глебова. И еще о том, как в 1918 году из Лучинской волости приехала тройка с представителями ОГПУ с целью арестовать помещика. Первый наезд представителей советской власти был безуспешным: крестьяне буквально отбили Бориса Алексеевича Брусилова, не причинившего им никакого зла, а творившего только добрые дела. Однако спустя несколько месяцев чекисты появились снова, и Брусилов, несмотря на хлопоты старшего брата, был арестован и вскоре умер в Бутырской тюрьме.

Старинную историю имения могут поведать пришедшему сюда паломнику и уцелевшие до сего дня в брусиловском парке лиственницы, дубы, березы и сосны. И старая церковь блещет здесь воссозданной красотой. Вспоминаются стихи поэта Аполлона Майкова (1821–1897), навещавшего эти родственные ему места:

Прислушайся душой к шептанью тростников,
Дубравы говору; их звук необычайный
Прочувствуй и пойми… В созвучии стихов
Невольно с уст твоих размерные октавы
Польются звучные, как музыка дубравы.

11. Родина «Евгения Онегина»

Село Глебово-Избище расположилось на левом берегу реки Маглуши, притока Малой Истры (Истрицы), в 42 километрах от МКАД по Ново-Рижскому шоссе и в 10 километрах к западу от райцентра Истра. Это уже другое Глебово, а не то, о котором шла речь в предыдущем рассказе. Объединяют эти два разных Глебова разве только речка Маглуша и Казанский храм. Населения в Глебово-Избище 140 человек, что совсем не мало по нынешним временам. Ближайшая железнодорожная станция – Новоиерусалимская Московско-Рижской железной дороги. Дорога идет вверх по Маглуше через деревни Брыково и Зеленый курган. И вот уже видна на взгорье Казанская церковь – кирпич с белым декором под древнерусский стиль, построенная по проекту зодчего К. А. Тона, автора храма Христа Спасителя в Москве.

Во второй половине XIX века хозяином этих мест стал богатый тамбовский дворянин, майор и кавалер Степан Степанович Шиловский. Он и погребен здесь, в храме, вместе со своей матерью и супругой. Именно его стараниями церковь эта строилась в период с 1845 по 1859 год и была им лучшим образом украшена. В беломраморных полах отражался позолоченный иконостас, в котором помещался особо почитаемый образ Казанской иконы Божией Матери в серебряном окладе с позолотой и драгоценными камнями. Замечательной была и серебряная позолоченная дарохранительница весом 37 фунтов, искусно выполненная в форме храма, а также бронзовое позолоченное паникадило весом 15 пудов. В 700 метрах от храма по сей час бьет из-под земли находящийся в лиственничной роще святой Казанский источник с купальней.

Супруга Степана Степановича Шиловского, известная в Москве певица Мария Васильевна Шиловская (1825–1879) была дочерью тамбовского помещика Вердеревского. Имя ее в свое время стало широко популярным в музыкальных и литературных кругах. Московский дом Шиловских посещали композиторы А. Н. Серов, А. Г. Рубинштейн, П. И. Чайковский, А. С. Даргомыжский, писатели И. С. Тургенев, А. Н. Островский, А. П. Чехов, актер Пров Садовский. Овдовев, М. В. Шиловская вторично вышла замуж за представителя старинной дворянской фамилии Владимира Петровича Бегичева (1838–1891), исполнявшего должность директора Московских императорских театров. Этот Бегичев был родственником знакомых А. С. Пушкина братьев Бегичевых, один из которых участник Отечественной войны, писатель и театрал, а другой – близкий друг А. С. Грибоедова.

Еще ранее приехав на берега реки Маглуши, все семейство Шиловских было буквально очаровано поэтической прелестью здешних мест. Состоятельный хозяин, С. С. Шиловский выстроил в Глебове, кроме главного дома, несколько флигелей и домиков для гостей и дачников. Комнаты были меблированы, снабжены бильярдом и топились печами. На Маглуше устроили плотину, тут появились пруды с купальнями и рыбными ловлями. Позже здесь же построили театр и оранжерею.

Причастными к высокому искусству оказались оба сына Шиловских. Младший Владимир Степанович (1852–1893) – это ученик П. И. Чайковского, известный в свое время художник, певец, поэт и композитор, а старший из братьев Константин Степанович (1848–1893) – тоже певец, актер Императорского Малого театра, автор многих романсов. Именно к нему перейдет усадьба Глебово-Избище от родителей. Нижеследующие строки я посвятил Глебову, в котором провел несколько дней:

Но подлинную славу этим местам Истринского края принесут пребывание и творчество здесь выдающихся русских композиторов, драматургов и писателей. А. П. Чехов называл Глебово-Избище «маленьким Версалем». Феб – это одно из наименований Аполлона, бога света и искусств в античной мифологии, символ поэзии, поэтического творчества, творческой деятельности в искусстве вообще. Не напрасно поэтому Глебово именовалось «Фебово-Глебово». Сразу два великих русских композитора питали свое творчество красотой здешних мест. Модест Петрович Мусоргский (1839–1881) в первый раз приехал в Глебово, когда ему было 19 лет. Отсюда он напишет своему другу, композитору М. А. Балакиреву: «Дорогой Милий… барский дом роскошный, на горе; сад английский чудесный… все великолепно, церковь маленькая, род соборчика».

Три лета подряд композитор гостил в Глебове. В одном из писем отсюда к Балакиреву М. П. Мусоргский отмечает: «Хор у Шиловского исполняет финальный гимн из «Жизни за царя». Таким образом, берега Маглуши слышали знаменитый хор «Славься» из оперы Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин») под аккомпанемент колоколов здешнего Казанского храма. Некоторые исследователи полагают, что и сам Михаил Иванович Глинка посещал Глебово. Ряд романсов композитора посвящен М. В. Шиловской.

Петр Ильич Чайковский

Величайший мелодист, композитор Петр Ильич Чайковский (1840–1893) после знакомства с семьей Шиловских в 1866 году стал постоянным гостем в их усадьбе. Блистательны здешние творения великого композитора. Приехав в Глебово впервые, П. И. Чайковский напишет здесь музыкальные пьесы «Подснежник» и «Песнь жаворонка» из цикла «Времена года». И этого было бы достаточно, чтобы увековечить эти подмосковные места в музыкальной культуре. Но ведь здесь же, в апреле 1876 года, Чайковский окончил балет «Лебединое озеро». А в 1877 году он работал в Глебове над оперой «Евгений Онегин» и писал, совместно с К. С. Шиловским, либретто оперы.

Это Константин Степанович уговорил Чайковского остаться в Глебове для работы над «Евгением Онегиным». Композитора тогда заботливо поселили в уединенном флигеле, где ничто не мешало работе, туда же перенесли фортепиано из большого дома. Тут Чайковский в постоянном творческом вдохновении провел все лето 1877 года. Мелодии рождались сами собой – в доме за фортепиано, при каждодневном купании в реке, при длительных прогулках по лесу. Петра Ильича можно было встретить на аллеях усадьбы Глебово, декламирующего строфы из «Онегина»:

В саду служанки, на грядах,
Сбирали ягоду в кустах
И хором по наказу пели
(Наказ, основанный на том,
Чтоб барской ягоды тайком
Уста лукавые не ели
И пеньем были заняты:
Затея сельской остроты!).

Местные изустные предания рассказывают о том, что мелодию «Песни девушек» своей оперы композитор услышал в напевах крестьянок тоже здесь, в Глебове. В обработке Чайковского мелодия эта звучит в хоре девушек из оперы «Евгений Онегин» на стихи А. С. Пушкина в третьей главе романа в стихах:

ПЕСНЯ ДЕВУШЕК

Девицы, красавицы,
Душеньки, подруженьки,
Разыграйтесь, девицы,
Разгуляйтесь, милые!
Затяните песенку,
Песенку заветную,
Заманите молодца
К хороводу нашему.
Как заманим молодца,
Как завидим издали,
Разбежимтесь, милые,
Закидаем вишеньем,
Вишеньем, малиною,
Красною смородиной.
Не ходи подслушивать
Песенки заветные,
Не ходи подсматривать
Игры наши девичьи.

Хотя Константин Шиловский и был сочинителем либретто оперы «Евгений Онегин», но по его просьбе фамилия его не была названа при публикации, а в печатном либретто стоят только инициалы К. С. Ш., или К. Глебовский. Талант Константина Степановича как художника выразился еще и в том, что он вылепил огромную голову для оперы М. Глинки «Руслан и Людмила» – голову, которая долго украшала все спектакли Большого театра.

В письме из Глебова к брату Модесту Ильичу от 18 мая 1877 года Чайковский отмечал: «Ты не поверишь, до чего я ярюсь на этот сюжет. Как я рад избавиться от эфиопских принцесс, фараонов, отравлений, всякого рода ходульности. Какая бездна поэзии в «Онегине»!..» А в письме композитора отсюда же к другому его брату Анатолию Иль ичу читаем: «Опера идет успешно. Весь первый акт в трех картинах уже готов; сегодня я принялся за второй…» Местное предание повествует о том, что однажды на один из глебовских прудов опустилась стая белых лебедей, подсказавшая Чайковскому заключительные сцены балета «Лебединое озеро».

Первое представление «Лебединого озера» состоялось 20 февраля 1877 года на сцене Большого театра в Москве. Классической стала версия бессмертного балета М. Петипа – Л. Иванова, поставленная в 1895 году в Мариинском театре. А первое представление оперы Чайковского «Евгений Онегин» – оперы, рожденной на берегах Маглуши, состоялось 17 марта 1879 года в Москве на сцене Малого театра.

Свое слово о Глебове скажет десять лет спустя А. П. Чехов, посетивший эти места в марте 1887 года: «В Звенигородском уезде Московской губернии продается имение, которое я видел. Имение красивое, уютное, с прекрасным парком (пихты и лиственницы), с рекой, прудами, изобилующими рыбой, с церковью, театром, художественной мастерской, со статуями и монументами…» В том же году Чехов познакомился в Петербурге с Чайковским. Он рассказывает в письме к брату композитора М. И. Чайковскому: «Через полторы-две недели выйдет в свет моя книжка, посвященная Петру Ильичу. Я готов день и ночь стоять почетным караулом у крыльца того дома, где живет Петр Ильич, – до такой степени я уважаю его».

Чайковский, в свою очередь, столь же высоко оценивал творчество Чехова: «По-моему – это будущий столп нашей словесности», – отметил Чайковский 6 июня 1889 года в письме к Юлии Петровне Шпажинской. Кстати, на исторический сюжет ее мужа писателя И. В. Шпажинского композитор напишет оперу «Чародейка».

В 1864 году С. С. Шиловский переписывает усадьбу Глебово-Избище на имя жены. После его кончины результатом расточительности Марии Васильевны и Константина Степановича явился упадок имения, и оно было выставлено на торги. Известно, что в 1890 году владельцем усадьбы значится коллежский секретарь Владимир Гаврилович Медведников, представитель известной фамилии промышленников и благотворителей Медведниковых.

Случилось так, что братья Владимир и Константин Шиловские и П. И. Чайковский умерли в одном и том же 1893 году. Владимир Степанович Шиловский женился на графине Анне Алексеевне Васильевой и по именному императорскому указу с 1879 года стал именоваться графом Васильевым-Шиловским. От имения в Глебове сохранились лишь церковь и частично парк. Река Маглуша по-прежнему шумит в своих берегах, а ныне здравствующие потомки С. С. Шиловского помогают в возрождении храма.

В начале июня Россия отмечала столетие самой удачной и знаменитой операции Первой мировой войны, вошедшей в историю как Брусиловский прорыв. Об этих событиях и их значении было рассказано в предыдущей статье. На очереди рассказ о судьбе генерала Алексея Алексеевича Брусилова - фигуре яркой и трагической.

Выдающийся полководец - всегда сильная и яркая личность, а такие люди редко бывают однозначными. Вот и Алексей Алексеевич Брусилов оставил после себя сложную и во многом противоречивую память - одни его боготворят, другие относятся скептически. Наверное, это было неизбежно, ведь ему выпало жить в эпоху, которая словно бульдозером ломала судьбы людей, низвергала кумиров, переворачивала вверх дном казалось бы незыблемые моральные и нравственные ценности.

Брусилов всю жизнь служил России, даже когда она практически перестала существовать. На этом пути он дошел до вершины воинской карьеры - стал Верховным главнокомандующим русской армией. Но оказалось, что он принял командование на уже безнадежно тонущем корабле. Новая Россия не пожелала продолжать великую войну, ставшую делом жизни Брусилова, и вступила в схватку сама с собой. Для настоящего русского генерала и патриота это была страшная трагедия. Последние 10 лет жизни Брусилова - между триумфальной наступательной фронтовой операцией и его уходом из земной жизни - стали жесточайшим испытанием для старого воина, но они показали высоту его духа и истинную любовь к Отечеству, без которого он себя не мыслил.

Прирожденный кавалерист

Жизненный путь Брусилова прям как кавалерийская пика, хотя и не так однозначен, как это может показаться на первый взгляд. Он родился в генеральской семье, с детства выбрал карьеру офицера и достиг на этом пути наивысшего успеха. И в плане продвижения по службе, и в величии успехов, и в признании как начальственном, так и народном. Он вкусил славу, почет и уважение, к слову, вполне заслуженные. С другой стороны, жизнь его была отнюдь не простой. Его отец умер, когда Алексею было всего шесть лет. А вскоре ушла из жизни и его мама. Алексея, а также его младших братьев Бориса и Льва приютила семья их тети и дяди, жившая в Кутаиси. Там в Грузии и прошло детство будущего генерала.

В 14 лет Алексей отправился в Санкт-Петербург в Пажеский корпус, куда был записан по ходатайству своего крестного, царского наместника на Кавказе фельдмаршала князя А.И. Барятинского. Учился он не слишком прилежно, но окончил это элитное учреждение. Правда, выпущен был не в гвардию, а в обычный 16-й драгунский Тверской полк, расквартированный на Кавказе. Сам Алексей Алексеевич в мемуарах объясняет это нехваткой средств для столичной жизни, исследователи же склонны связывать такое распределение с довольно посредственными оценками. Кстати, Тверской полк был расквартирован совсем близко от родных мест молодого офицера, и, видимо, желание быть рядом с семьей тоже сыграло определенную роль. Вскоре Брусилову довелось принять участие в военных действиях, в которых молодой офицер отличился, заслужив за «дела с турками» три боевых ордена и повышение по службе.

После войны, в 1881 году, последовала командировка в учебный эскадрон офицерской кавалерийской школы в Санкт-Петербурге - своего рода курсы повышения квалификации для перспективных офицеров. Брусилов показал себя отменным специалистом в берейторском искусстве и получил предложение войти в число постоянного преподавательского состава школы. Последующая четверть века его жизни и карьеры была связана именно с Офицерской кавалерийской школой, в которой Брусилов проделал путь от слушателя до начальника и от ротмистра до генерала. Лишь в 1906 году он вернулся к полевой службе, приняв командование 2-й гвардейской кавалерийской дивизией. Затем было командование полевым корпусом, армией в начале войны, фронтом с марта 1916-го и всей русской армией с мая 1917 года.

Карьера не совсем типичная - большую ее часть Брусилов учил офицерскую элиту кавалерийскому искусству, а не «тянул лямку» в далеких гарнизонах. Он не прошел обычную школу эскадронного и полкового командира, не обучался тактике в академии Генштаба. Вроде бы он был практик, но очень узкий - кавалерийский. Эту узость и отсутствие глубокой академической подготовки ему часто ставили в вину.

С другой стороны, он был лишен зашоренности и догматизма, который часто присущ как кабинетным генералам-теоретикам, так и провинциальным гарнизонным офицерам. Может быть, именно благодаря этому в голове Брусилова зародились мысли о совершенно нетрадиционной, даже революционной тактике наступления, которые сначала так испугали его коллег, а потом оказались победоносными.

Был педантичен и требовал предельной точности

Характер у будущего знаменитого полководца был непростой. По воспоминаниям современников, он был очень прям и суров в оценках, часто обижал коллег резкими отзывами и суждениями. Был педантичен и требовал от других предельной точности и конкретности. Мягкость и деликатность к его достоинствам не относились, во всяком случае в том, что касалось службы. Брусилов не стеснялся докладывать о просчетах своих прямых командиров вышестоящему начальству, за что был не раз обвинен (косвенно) в интриганстве и карьеризме. С начальством, в особенности из монаршей семьи, был учтив, по мнению некоторых, даже подобострастен. Иногда позволял себе неожиданные поступки.

Вот, например, что вспоминал протопресвитер русской императорской армии Г.И. Шавельский: «Когда великий князь Николай Николаевич, только что на маневрах разнесший Брусилова (тогда начальника 2-й Гвардейской кавалерийской дивизии) за завтраком обратился к нему с ласковым словом, то Брусилов схватил руку великого князя и поцеловал ее. То же проделал он, когда в апреле 1916 года под Перемышлем Государь поздравил его генерал-адъютантом».

Два воина

Многие поступки и особенности поведения Брусилова вызывают невольные ассоциации с его великим предшественником Александром Васильевичем Суворовым. Тот тоже был потомственным военным и тоже не мыслил иной карьеры. Похожи они даже внешне - оба невысокие, худощавые и подтянутые, жилистые и выносливые. И Суворов, и Брусилов были исключительно требовательны к подчиненным, не чурались жестких дисциплинарных мер, в то же время были любимы солдатами, которые шли за них в огонь и в воду. Оба новаторы в военном деле, не стеснялись смело «ломать стереотипы», брать на себя ответственность. Честолюбия у них было в избытке, что свойственно всем настоящим карьерным офицерам. И нелепые на первый взгляд поступки тоже присущи были обоим.

Суворова ведь современники воспринимали очень неоднозначно, почти как «шута горохового». Уже потом со временем общепринятая биография великого полководца очистилась от некоторых особо одиозных историй, приобретя героизированный и даже несколько идеализированный облик. У Брусилова тоже недоброжелателей хватало, посему и трактовки его деяний были разными. Причем личность полководца не подвергалась официальной канонизации, и из него не старались пропагандистскими методами сделать национального героя. Он ведь оказался своим среди чужих и чужим среди своих - ни белый, ни красный, ни монархист, ни революционер. И это многое объясняет в разнообразии трактовок.

За Отечество без царя

Брусилов был верен царскому правительству, во всяком случае, идеологически. Он с детства впитал девиз «За веру, царя и Отечество», не мыслил иного пути для России и был ему верен. Наверное, этим и объясняется его почтение к императорской фамилии, как к сакральным правителям страны. Хотя личные отношения с Николаем Вторым у полководца были сложные, особенно с того момента, как император возглавил действующую армию. Брусилова раздражала нерешительность Верховного главнокомандующего, из-за чего фронты действовали вразнобой - когда Юго-Западный наступал, Западный и Северный стояли на месте. Организовать совместные действия, принудить командующих общие задачи ставить выше локальных Николай не мог. Он просил, уговаривал, генералы с ним спорили и торговались, а драгоценное время уходило. Мягкотелость главковерха дорого обходилась его армии.

Кстати, в этом своем отношении к последнему императору Брусилов был не одинок. Неслучайно в феврале 1917-го никто из высшего командования не поддержал зашатавшуюся власть. В штабной вагон Николая почти единовременно поступили телеграммы от всех командующих фронтами (Сахаров, Брусилов, Эверт, Рузский) с просьбой мирно отречься от престола, после чего он и понял бесполезность сопротивления. Даже начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Михаил Васильевич Алексеев и великий князь Николай Николаевич не видели иного выхода. Так можно ли считать их всех изменниками? Может быть, действительно другого варианта уже не было?

Брусилов принял Февральскую революцию если не восторженно, то, во всяком случае, с большим оптимизмом. С его точки зрения, перемены должны были содействовать скорейшему победоносному завершению войны, о политике же он особенно не задумывался, считая, что этот вопрос можно отложить. По крайней мере, так он пишет в своих мемуарах.

Главнокомандующим был назначен генерал Алексеев, армия начала готовиться к летнему наступлению, которое должно было стать победным. Тогда еще никто не понимал, сколь разрушительным окажется влияние революции на армию, каким страшным бедствием станет политизация и как молниеносно боеспособность разагитированных частей упадет до нуля. Оторванные от столицы генералы и офицеры не очень разбирались в тонкостях политической борьбы, не понимали, кто из представителей новых органов власти хотят помочь фронту, а кто, наоборот, стремится его разрушить. Когда разобрались, было уже поздно - солдаты фактически вышли из подчинения. Власть перешла к полковым комитетам, в которых наибольшим авторитетом пользовались те, кто призывал к немедленному концу войны. Безнаказанные убийства офицеров, стремившихся навести порядок, стали привычным делом.

Нельзя сказать, что генералитет не понимал того, что происходит. Но руки военачальников были связаны политиканством гражданских властей, которые в популистских целях старались играть с солдатами в демократию. Дисциплинарные и телесные наказания были отменены, за них офицеров жестко карали. Единственным легальным противовесом, который могло позволить себе командование, стало создание ударных батальонов, или батальонов смерти. В них добровольно набирали самых стойких и, главное, желавших исполнять приказы солдат. Брусилов был одним из инициаторов этого движения. Но, конечно, этого было недостаточно.

В мае Алексеев по болезни вынужден был покинуть Ставку. О том, кто его заменит, особых дискуссий не было - самым популярным и знаменитым военачальником для всех был генерал Брусилов. Он принял назначение с воодушевлением и надеждой на успех. Но наступление было сорвано. Солдаты не желали воевать, митинговали или откровенно саботировали приказы. Дезертирство приобрело чудовищные масштабы.

«Части 28-й пехотной дивизии подошли для занятия исходного положения лишь за 4 часа до атаки, причем из 109-го полка дошло лишь две с половиной роты с 4 пулеметами и 30 офицерами; 110-й полк дошел в половинном составе; два батальона 111-го полка, занявших щели, отказались от наступления; в 112-м полку солдаты целыми десятками уходили в тыл (…).

Части 29-й дивизии не успели своевременно занять исходное положение, так как солдаты, вследствие изменившегося настроения, шли неохотно вперед. За четверть часа до назначенного начала атаки правофланговый 114-й полк отказался наступать; пришлось двинуть на его место Эриванский полк из корпусного резерва. По невыясненным еще причинам 116-й и 113-й полки также своевременно не двинулись (…). После неудачи утечка солдат стала все возрастать и к наступлению темноты достигла огромных размеров. Солдаты, усталые, изнервничавшиеся, не привыкшие к боям и грохоту орудий после стольких месяцев затишья, бездеятельности, братания и митингов, толпами покидали окопы, бросая пулеметы, оружие и уходили в тыл (…).

Трусость и недисциплинированность некоторых частей дошла до того, что начальствующие лица вынуждены были просить нашу артиллерию не стрелять, так как стрельба своих орудий вызывала панику среди солдат.

(…) В некоторых полках боевая линия занята лишь командиром полка, со своим штабом и несколькими солдатами» (А.И. Деникин. «Очерки русской смуты»).

Наступление провалилось. Брусилов ездил по полкам, агитировал, уговаривал, но все было тщетно. Армия фактически перестала существовать.

Тогда Брусилов обратился к Думе с требованием разрешить использование заградотрядов и применение оружия к дезертирам, как это было во время «великого отступления» 1915 года. В ответ Брусилов получил телеграмму о том, что он отзывается в Петроград, а главнокомандующим назначен Лавр Георгиевич Корнилов.

Пленные, захваченные русскими войсками в ходе наступательной операции на Юго-Западном фронте (Брусиловский прорыв) во время Первой мировой войны

Это решение имело чисто политические причины. К середине лета чаша весов в столице стала склоняться в пользу радикальных сил, стремившихся к дестабилизации положения. Популистские лозунги, вроде «мир - народам», «земля - крестьянам» или «фабрики - рабочим», при всей своей несбыточности захватывали необразованные массы. Единственным способом противодействия им было силовое вмешательство действующей армии, ведь полиция уже не существовала, а Петроградский гарнизон был на стороне большевистского городского Совета. Керенский говорил об этом с Брусиловым, но старый генерал наотрез отказался воевать со своим народом. Поэтому и было принято решение отстранить его от командования. Вскоре Корнилов предпринял попытку развернуть армию внутрь страны, но… был предан самим Керенским, который испугался за свою власть. Мятеж был подавлен, Корнилов арестован.

Ни красный, ни белый

Брусилов попросил разрешения уехать в Москву, где жила его семья. Там в Мансуровском переулке в районе Остоженки он встретил Октябрьскую революцию. Уже на следующий день в Москве начались уличные бои - находившиеся в городе офицеры, а также юнкера Алексеевского и Александровского училищ не смирились с насильственным захватом власти большевиками. К генералу Брусилову пришла делегация «Комитета общественной безопасности» с просьбой возглавить войска восставших, но он отказался. Красные так же пытались привлечь его на свою сторону, но тоже безрезультатно. Воевать против своих казалось генералу делом недостойным.

В итоге красные части беззастенчиво расстреляли противников из пушек. Били крупным калибром с Воробьевых гор по площадям, особо не заботясь о мирных жителях. Один из снарядов угодил в дом Брусилова, который был тяжело ранен в ногу в нескольких местах. Брусилова срочно увезли в госпиталь С.М. Руднева, где ему пришлось лечиться долгих восемь месяцев. Удивительно: ни турецкий ятаган, ни немецкая пуля генерала Брусилова не достали, а пострадал он от снаряда, пущенного своими же артиллеристами!

Пока Брусилов находился на излечении, его продолжали бомбардировать предложениями. Старые сослуживцы звали его на Дон, где формировалась добровольческая армия. У ее истоков стояли недавние подчиненные Брусилова - генералы Алексеев, Корнилов, Деникин, Каледин. Трое последних служили на Юго-Западном фронте, участвовали в знаменитом Брусиловском прорыве. Звали Брусилова и на Волгу, где собирались с силами остатки Временного правительства и Комуч. Но Брусилов вновь отказался воевать против своих.

Сидят вокруг стола, в порядке против часовой стрелки: генерал от инфантерии Н.И. Иванов, начальник штаба Юго-Западного фронта В.Н. Клембовский, главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта А.А. Брусилов, император Николай II, главнокомандующий армиями Северного фронта А.Н. Куропаткин, и.д. начальника штаба Северного фронта Н.Н. Сиверс, генерал-квартирмейстер Ставки М.С. Пустовойтенко, военный министр Д.С. Шуваев, генерал-инспектор артиллерии Великий князь Сергей Михайлович, начальник штаба Верховного главнокомандующего М.В. Алексеев, главнокомандующий армиями Западного фронта А.Е. Эверт, начальник штаба Западного фронта М.Ф. Квецинский

Едва генерал вышел из больницы, как был арестован. Чекисты перехватили несколько писем английского дипломата и разведчика Локкарта, в которых говорилось о планах сделать Брусилова лидером антибольшевистских сил. Арестованы были также вернувшийся с фронта в чине ротмистра сын генерала (Алексей Алексеевич Брусилов-младший) и его брат Борис - бывший действительный статский советник. Он вскоре умер в заключении.

Несколько месяцев Брусилов провел на гауптвахте Кремля, потом был переведен под домашний арест. Началось едва ли не самое страшное время для семьи Брусиловых, которым, как впрочем и остальным москвичам, пришлось познать муки холода и голода. Генерал не имел источников дохода, спасала помощь бывших сослуживцев - георгиевских кавалеров. Кто-то привозил из деревни картошку и сало, кто-то помогал консервами. Кое-как выживали.

Алексей-младший был мобилизован в Красную армию. Насколько это было его добровольное решение, остается загадкой, но ему доверили командование кавалерийским полком. В 1919 году он погиб при невыясненных обстоятельствах. По официальной версии, он попал в плен к «дроздовцам» и был повешен, но есть сведения, что он влился в белое движение рядовым, а позднее то ли погиб, то ли умер от тифа. Страшно подумать, что творилось на душе у старого воина. Он потерял абсолютно все: Отечество, армию, которой отдал всю жизнь, единственного сына. У него украли все его заслуги и победы, ведь новой власти они были не нужны. За несколько лет из полководца-победителя, главнокомандующего русской армией он превратился в несчастного голодающего старика с пошатнувшимся здоровьем.

В неумолимых жерновах истории

Ситуация изменилась в 1920-м, когда началась Советско-польская война. В новых условиях Брусилов счел для себя возможным вернуться на службу, ведь теперь речь шла не о гражданской войне, а о защите Родины. 30 мая в «Правде» появилось знаменитое воззвание «Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились», под которым первой стояла подпись Брусилова, а затем нескольких других бывших генералов. На этот призыв откликнулись около 14 тысяч офицеров, влившихся в Красную армию.

Через некоторое время Брусилов по просьбе Л.Д. Троцкого выступил с воззванием к офицерам армии барона Врангеля. Генералу было обещано, что тем, кто сдастся добровольно, будет дарована жизнь и свобода. Некоторые поверили авторитету военачальника и сдались. Почти всех их убили без суда. Брусилов был подавлен, он тяжело переживал эту трагедию.

Брусилов не служил в действующей Красной армии, не воевал против своих. Это было его условие. Он читал лекции в академии РККА и вел теоретические занятия в кавалерийской школе. В 1923 году 70-летний Брусилов был назначен Инспектором кавалерии РККА, но уже через год попросил отпустить его на лечение в Чехословакию, где и провел последние годы жизни. Умер Алексей Алексеевич в 1926 году и был похоронен на Новодевичьем кладбище со всеми воинскими почестями. Со времени знаменитого прорыва прошло ровно 10 лет, и страшно подумать, сколько пришлось перенести за эти годы старому воину.

Брусилов не стал своим в Красной армии, но отношение к нему поначалу было достаточно уважительное. Именно его имя чаще всего использовали, говоря об опыте мировой войны. Понятно, ведь имена Алексеева, Деникина, Корнилова, Келлера, Юденича, Врангеля, Колчака и многих других даже упоминать было нельзя, они ассоциировались исключительно с белым движением. Отношение к Брусилову изменилось после Отечественной войны, когда стало известно о существовании второго тома воспоминаний Брусилова, в которых он довольно нелицеприятно говорил о Советской власти и ее лидерах. Стало понятно, что старый генерал так и не принял новых порядков, а служил лишь потому, что иного способа выжить у него не было. И в этом тоже великая трагедия этого великого человека.